Чертоцвет. Старые дети

Что касается болота, то жители баньки не имеют тут права голоса. Верно, Матис немало постарался, чтобы сделать доступ к Иудину острову, но что с того? Каждому приходится шевелить руками, если он хочет жить, а особенно Матису, у которого изба полна ребятишек. Обитатели баньки попросту иждивенцы Россы, но поди разбери тех, с нижней Россы. Тобиас до сих пор спрашивает у Якоба разрешения, когда собирается нарезать на болоте торфа для подстилки. Хозяин нижней Россы не раз топтался у двери, шапка в руках, как какой-нибудь проситель. И всегда Якоб любезно шел ему навстречу, родственник благодарил, жал руку, и откуда только взял он такую привычку. Так и тянет ладонь, а как ухватит пальцы, сдавит их и трясет что есть мочи, словно у него от избытка сил мышцы свербят и он должен немедленно от этого избавиться. Может, бумагомаратели не вписали в договор нижней Россы, что болото — земля общего пользования? Как бы заглянуть в договор той семьи, заглянуть потихоньку, одним глазком? Как же, жди, чтобы кто-нибудь повесил такую бумагу на стене избы для всеобщего обозрения! Каждый сам знает, где самые свои важные документы хранит. Якоб мог бы побиться об заклад, что большинство мужиков Медной деревни, когда дело касается их денежных дел, умеют держать язык за зубами, даже если им случается напиться до чертиков.

Хулить не приходится, в Медной деревне крепкие мужики.

Несколько лет тому назад, когда в здешних краях стали пропадать лошади, каждый сам соображал, как обхитрить воров. Один повесил на ворота выгона цепь, другой подвязывал к шее животного трещотку — будто там в кустарнике пасется корова. У всех мужиков ушки были на макушке. Кто боялся, что не устережет, держал лошадь на конюшне и даже в летнюю пору таскал корма в ясли. И все-таки делай, что хочешь, лошади исчезали.

Хоть седлай коня и садись на него верхом, чтобы все время ощущать ногами его теплый круп. Украденные лошади исчезали, как камень в воде. Глупец был тот, кто ходил по ближним ярмаркам, надеясь обнаружить там своего коня.

Как выяснилось позже, воры на краденых лошадях прямиком ехали к Чудскому озеру. Там животное укладывали на дно лодки, и рыбаки переправляли его в Россию. Кому придет в голову искать свою лошадь на другом берегу! Вот каждый и держал наготове дубинку и не переставая пекся о том, чтобы опять не потерпеть убытка, — ничего другого не оставалось. По ночам хозяева бродили по землям своего хутора, подстерегая воров. Однажды Якоб сгоряча едва не убил мужа своей родной сестры Эвы. Благодарение господу, что Иоханнес успел подать голос прежде, чем дубинка опустилась на его голову.

Из этих сыщиков-одиночек только одному Иоханнесу удалось впоследствии изловить настоящего конокрада. Он так жахнул вора по ноге, что тот с криком упал и больше не поднялся. Иоханнес знал, что, если б он попросту передал его жандармам, угон лошадей не прекратился бы. Жандарм по лености не стал бы мурыжить вора до такой степени, чтоб тот назвал сообщников. Хозяин Вил-лаку действовал наверняка: вытащил из-за пояса острый нож и пообещал напрочь отрезать грабителю ногу, если тот не выдаст шайку. Конокрад в страхе все и выложил — знать, тоже слыхал, что здешние хозяева шутить не любят. Даже деревню на берегу Чудского назвал, и причал, с которого лошадей увозили в Россию.

Иоханнес прославился на всю волость. Ява считала, что всему их роду свыше предопределен венок славы. Одна беда, что о большинстве из них говорили плохо, а хорошо только о некоторых.

Благодаря Иоханнесу хозяева Медной деревни вновь обрели по ночам покой и могли отдыхать от дневной усталости. Слышно было, что конокрадов отправили по этапу в Сибирь. Кто знает, хватит ли у них дней жизни на то, чтобы отбыть срок наказания? Но если кто и дождется свободы, то — надеялись все — едва ли этот замаянный сын рода человеческого сможет предпринять столь далекий путь и дотащить свое бренное тело домой.

Иоханнесу нечего было бояться, что кто-нибудь занесет когда-либо над его головой топор для мести.

Интересно, было ли что-нибудь сказано в договоре на покупку Виллаку по поводу Россаского болота?

Якоб не был ни фарисеем, ни тупым рабочим волом, чтобы считать собственный удельный вес в этом мире вовсе уж ничтожным. Он тягался с коварной судьбой и не так легко поддавался обстоятельствам. Разве такой человек, как он, не был достоин того, чтобы и ему привалило то, что все называют счастьем?

Жизнь станет бесцветной, если из года в год будешь надеяться только на цепкость собственных рук.