Чёртов мажор (СИ)

Я стала вспоминать. Я поняла, что всё могу вспомнить. Он же мог уломать меня везде. И машина — для слабаков, это почти норма. Мы могли оставить Соню с папой и под предлогом поездки за смесью “перепихнуться” в тачке на безлюдной обочине. Был период, когда в машине всегда лежала пачка гигиенических салфеток, и мы смеялись, когда кого-нибудь подвозили, потому что боялись, что где-то забыли бельё или что-нибудь сильно компрометирующее. Мало ли. Мы осквернили подъезд и бесстыдно поднимались потом в таком же осквернённом лифте домой.

Открытый балкон — не проблема.

И не вылезти из постели весь день.

И как же было иногда сумасшедше круто просто проснуться и понять, что нам никуда не надо.

Я выныриваю из воспоминаний, не понимая, вслух это всё бормотала или про себя. Выныриваю и понимаю, что его губы касаются моих ключиц, и он держит мою талию дрожащими от нетерпения руками. Он хочет обнимать крепче и без мешающей ему рубашки.

— Ты об этом пожалеешь, — качаю головой, а он кивает. — Ты всё вспомнишь и пожалеешь.

— Тогда тебе это зачем? — спрашивает он, и слова поют на моей коже.

— Сама не знаю. Ты заставил меня взять паузу и многое вспомнить.

Глава 8. Верните мой 2008-й

Мы сидели на балконе. Одна твоя рука держала меня за талию, а вторая гладила ключицы, подбородок, скулы.

— У тебя веснушки. Они не рыжие, не коричневые, а тёмно-серые. И ты немного смуглая.

— К чему ты?

— Это очень красиво. У тебя красивая кожа. Никогда не думал, что такое сочетание возможно.

— Зачем ты делаешь мне комплименты? — я насторожилась и отодвинулась, чтобы сесть на лавку.

Но ты не дал. Твои руки крепче сжали меня, спасая от побега.

— Потому что захотел.

— Нет, потому что мне грустно. А грустные девушки — лёгкая добыча.

— Ты и так моя добыча. Уже моя добыча.

— Почему это? Мы же просто притворялись.

— Мы целовались.

— Один раз ты притворялся, в другой раз я.

— Ты такая наивная, — ты обнял меня покрепче, зарываясь носом в мои волосы, и выдохнул в них, меня до косточек пробрало теплом. Даже смешно. — Милая, безусловно, мы притворялись, но будь честна — поцелуи не случаются просто так. Они всегда от того, что два человека очень сильно их хотят. Я очень сильно хочу тебя. А ты?

— Зачем ты спрашиваешь? Это глупость. Мне нужно пойти спать!

Я дёрнулась снова, на этот раз даже встала, но ты схватил меня за руки и заставил, раздвинув ноги, зависнуть над тобой. А потом приподнял и я встала на матрас коленями. Мне было страшно теперь сесть, потому я так и замерла, а ты смотрел на меня снизу вверх. Сжимала твои плечи и страшно боялась, потому что это оказалось хуже, чем сесть таки на твои колени.

Ты держал меня одной рукой, а другой, так и не отрывая взгляда от моих испуганных глаз, поднял свою майку-алкоголичку. Твои губы оказались как раз напротив моей серёжки, той самой, про которую было столько дурных мыслей. И, глядя мне в глаза сквозь дебильную твою чёлку а-ля Джек из “Титаника”, ты приблизился и сделал то самое, пошлое, ужасное, и это было хуже, чем я представляла. Твой язык. Скользкий, на моей серёжке, на моём животе. Прохладный уличный воздух тут же остудил мокрую кожу, и я невольно вздохнула.

Это был тот момент, о котором я подумала ещё в самую первую встречу: что ты сделаешь дальше?

Вверх или вниз?

Твои руки легли на мои бёдра, поднялись к талии, к подмышкам, и я не вовремя поняла, что они стягивают с меня майку, а я остаюсь даже без лифчика. Ноги дрожали, грозясь подогнуться, но упасть сейчас не куда-нибудь, а на твои колени — было бы равно убийству. Ты жуткий, страшный человек. Ты убийца, чёртов мажор и дьявол. И даже в темноте контраст между твоими волосами и кожей чертовски кошмарен, а глаза слишком темны. Теперь одна твоя рука лежала на моём позвоночнике, а другая на животе, будто я была музыкальным инструментом, на котором ты умел играть.

— Скажи что-нибудь, — попросил ты, и слова не разрушили ничего, они заставили меня снова дрожать.

— Я не знаю, — жалобно произнесла я. — Я не знаю…

— Ничего?

— Ничего.

Ты кивнул. И палец той руки, что лежала на животе, проскользил выше, до самого подбородка. Между рёбер, между грудей, до ямки у основания шеи, и уже тогда я задержала дыхание. Потому что пальцы сомкнулись на шее и потянули вниз. Ты не душил, ты держал, а я не могла дёрнуться.

— Не надо, — попросила я.

— Почему? — спросил ты.

— Мы ненавидим друг друга, — шепнула я.

— Это просто слова, — ответил, блин, ты.

И ухмыльнулся, как чёртов убийца.

— Я не ненавижу тебя, — ты покачал головой, и я увидела во взгляде то, что не походило на всё, что было раньше.

Это не было похоже на самый первый день, когда ты играл влюблённого, а я играла сдающуюся на его милость. Это не походило на тот взгляд, что был у тебя, когда я сама целовала и пугала.

— Почему ты такой разный? Когда мне тебе верить?..

— Сей-час, — выдавил ты.