Чёртов мажор (СИ)

Ну такая… семейная хохма, то, что нужно только начать рассказывать, и все поймут и станут смеяться. Я послушно засмеялась, списывая отсутствие искренней радости на непонимание

— Ну… Никич говорит, что я могла бы стать тренером по йоге. У меня круто получается, и я могу пройти обучение, которое оплатит клуб. Неполная занятость… я буду работать немного и…

— А Макс? — ты всё ещё улыбался, и это давало надежду.

При звуке имени сына внутри всё сжалось от нежности. Мой комочек, послушный ребёнок, который просто… мой.

— Папенька говорит, что будет…

— Ты поговорила с папой? — Твоя бровь, кажется, взлетела так высоко, что я отпрянула удивлённо и неверующе.

— Ну… я забирала от него детей после йоги и поговорила. Маша мне поможет.

— Маше четырнадцать, — в голосе зазвенела сталь, непривычно и колюче.

— И что? Я сидела с ней…

— Блин, Нель. Когда мы решили, что будет Макс, мы договорились!

— Что я буду сидеть дома всю жизнь до выпускного? Чёрт, Марк! Мне нужно всего два часа два раза в неделю! Всё! Это немного!

— Нель, тебе рассказать… — Я снова отпрянула. А вот этот тон я уже слышала, сейчас начнём считать. Ну ок, давай… — Автошкола: папенька посидит с Соней — полгода. Йога: папенька посидит с Соней — третий год пошёл. Доучиться: папенька посидит с Соней — доучились. Аллилуйя! — Аллилуйяя! Песня, которую мы любили у «Братьев Грим»… — Может, отдадим детей папеньке? Он всё время с ними сидит!

В тот день я, наверное, дала слабину. Впервые. Потому что пошла после ссоры с тобой, которая была оправдана и с твоей, и с моей стороны, и рассказала всё подружке Нике…

В тот день в моей жизни появилась фраза «Хватит позволять ему решать за тебя».

И это был первый этап того, что после я назвала «Лодка брака, разбившаяся о феминизм».

Глава 20. Райт-нау в 2019-м

Я влюбилась в собственного мужа. И это моё наказание.

Мы сидим в кухне друг напротив друга и молчим. И всё в нём мне кажется настолько идеальным, что мысль о расставании режет сердце финским ножом. А он сидит и смотрит на меня очень внимательно, будто даже хочет наизнанку вывернуть и докопаться до самой сути.

— Неля? — будто спрашивает, я не знаю что на это отвечать.

— Почему ты сказал, что я тебя… не люблю?

— Я такого не говорил, — он очень медленно качает головой, складывает руки в замок под подбородком и продолжает свою внимательную пытку.

— Ты сказал…

— Я сказал, что ты обещала любить меня, — говорит тихо, спокойно. Я не верю, что вчера мы на этом самом столе, за которым сейчас сидим на расстоянии метра друг от друга, трахаись, как идиоты.

Трахались и смеялись, потому что столом я отбивала себе лопатки, а у Марка свело ступню. А ещё мы ножкой поцарапали паркет.

— Об… обещала. И любила…

— Любила, — кивает он, а я зажмуриваюсь, чтобы оказаться уже в домике и ничего не видеть и не слышать, а потом выдыхаю и произношу: — Я люблю тебя.

Стоит это сказать, и будто внутри прорывается какая-то плотина. Или кто-то вынимает из стока пробку, и вода начинает уходить, закручиваясь в спираль. Уходит, уходит, уходит… Я сижу и чувствую, как тело наливается эйфорией, а в кончиках пальцев покалывает.

— Ты побледнела, — Мак срывается с места, и вся его холодность рассыпается ледяной скорлупой. — Сахар? Таблетки?

Я качаю головой. Мне хорошо.

— Я люблю тебя, — повторяю тихо.

— Ты уверена, что тебе хорошо? Давай принесу глюкометр…

— Я люблю тебя, — говорю на одной ноте, не повышая голос, а Марк всё равно не слышит.

Я говорила это и раньше. Сказать — не проблема, просто не уверена, что за последние годы понимала смысл этих слов, произнося их. Кажется, что они утратили для меня смысл, превратились в десять букв и два пробела.

— Зачем ты это мне говоришь, Нель? — его вопрос не то чтобы жалобный, просто какой-то… может, печальный? Или обречённый?

— Я люблю тебя, но так как раньше — не будет.

Мой голос спокойный, а внутри взрываются один за другим вулканы. Лава льётся на города, и люди бегут, вязнут в лаве, чтобы навсегда остаться в мёртвых домах под толщей пепла. Я пока не знаю, что скажу дальше, у меня пока нет «программы мероприятия», я даже не уверена, что разобралась в нашем прошлом до конца. Мы с Марком ещё на разных полюсах. Оба на стороне “Я прав”, а нужно… сказать “Ты был/а прав/а”. Наверное.

— А как будет? Нель, то, что было вчера, неделю назад… Это всё — не мы. Это мы из две тысячи восьмого, влюблённые и сумасшедшие люди. Но это прошло, мы изменились.

— Нет, — я качаю головой.

Вот так же я его убеждала, что всё, дальше уже ничего, а он качал головой. И тут жизнь меня проучила. Сильно же я нагрешила в прошлой жизни, раз теперь такая глупая.

— Дашь мне немного… тишины? Я теперь знаю, что с ней делать… — Я сползаю со стула и встаю перед Марком на колени в такую же позу, в какой замер он.