Чертов нахал

После того, как мы убрали со стола, Чэнс сразу же удалился в свою комнату. На душе у меня было пусто и скверно. Может быть, я напугала его своими слезами? Я лежала на постели, тупо уставившись в потолок, который медленно кружился перед моими глазами. Опьянение придало мне излишнюю смелость, я встала и открыла дверь, соединяющую наши два номера.

Из ванной доносился шум воды, а козленок преданно ждал хозяина у закрытой двери. Я завалилась на кровать Чэнса и свернулась калачиком, уткнувшись в мягкую пуховую подушку. Чэнс, наконец, вышел из ванной и остолбенел, остановившись рядом с кроватью. На нем не было ничего, кроме белого полотенца вокруг бедер. Мокрые густые волосы были зачесаны назад. Капельки воды медленно катились по груди. Внезапно охваченная желанием, я облизала губы. Сердце просто рвалось из груди.

– Что это ты тут делаешь, Обри?

Я резко села на кровати.

– Ты не хочешь, чтобы я тут была?

Он на секунду закрыл глаза, а затем произнес:

– Обри, уже слишком поздно. Думаю, будет лучше, если ты пойдешь в свою комнату.

Что-то не похоже на него.

Сердце у меня упало. Крайняя степень унижения – и это еще мягко сказано – вот что я почувствовала в тот момент, когда произнесла, стараясь казаться равнодушной:

– Ой, хорошо. Ты прав, я просто не поняла, что уже так поздно.

Он стоял посреди комнаты, придерживая большими руками полотенце, такой высокий и мощный, что я почувствовала себя маленькой и ничтожной, проходя мимо него к двери.

Я вернулась в свою комнату, несчастная и одинокая, и всю ночь металась в постели, ворочаясь с боку на бок и размышляя, почему вдруг Чэнс так внезапно охладел ко мне. Он же сегодня неоднократно давал мне понять, что испытывает влечение. Мы, наконец, стали доверять друг другу. Мы так весело смеялись. Он даже сказал мне, что я красивая. Может быть, я все неправильно поняла? Может, он говорил все это лишь из вежливости? Вполне возможно, что он находил меня привлекательной, но на самом деле не хотел никаких прочных отношений. А может, его просто напугали мои слезы? Я просто отказывалась что-либо понимать. Одно было ясно – в конце нашего путешествия меня ждут лишь разочарование и боль разлуки.

Глава 7

На следующее утро, завтракая в кафе, мы оба чувствовали себя неловко, но не так, как предыдущей ночью в палатке, когда к смущению примешивалось приятное волнение. Я всю ночь терзалась болезненными фантазиями, и отчаяние из-за того, что он вчера фактически отверг меня, переросло в раздражение.

– Все в порядке, принцесса?

– Все просто замечательно. – Я старалась не смотреть ему в глаза, уставившись в окно и глотая кофе. Он был горьким… впрочем, как и мое настроение.

Чэнс откинулся на спинку диванчика, положив на нее руки.

– Возможно, я не специалист по части женской психологии, но я достаточно много знаю о женщинах, чтобы понять, что «все просто замечательно» означает «все просто дерьмово».

– Ну, значит, ты плохо меня знаешь. Когда я говорю «замечательно», это и значит «замечательно».

Чэнс проигнорировал мои слова и продолжал сеанс психоанализа:

– И скорость, с которой произносится слово «замечательно», прямо пропорциональна степени недовольства жизнью. – Чэнс сделал глоток кофе и подал кофейник мне. – А ты произнесла «замечательно» очень быстро.

Тут к нашему столу подошла официантка, и нам пришлось замолчать. Мы сидели, пристально глядя друг на друга.

– У вас все в порядке?

– Просто замечательно, – быстро ответила я. Это прозвучало так резко, что официантка отпрянула.

– Извините. У нее месячные, а она в это время всегда такая раздражительная. – Чэнс пожал плечами, и официантка посмотрела на него понимающе. Думаю, она действительно прониклась к нему сочувствием.

Я подождала, пока она уйдет.

– Может, хватит?

– Ты о чем?

– Может, хватит сочинять обо мне всякие небылицы?

– Подозреваю, что это вовсе не небылицы. Ты ведешь себя сегодня как сущая стерва. Может, по этой самой причине? У тебя случайно не месячные, Обри? Может, в этом проблема?

– Я вовсе не веду себя как стерва. И проблема вовсе не в этом.

– Значит, ты признаешь, что проблема существует?

– Это что, допрос? Ты вообразил себя следователем? А я-то думала, что ты фотомодель, продающая свою задницу.

Чэнс бросил на меня недобрый взгляд, я ответила ему тем же. По крайней мере, я достаточно его разозлила, чтобы он заткнулся до конца завтрака. Настроение было окончательно испорчено, и мы дожевали нашу еду в полном молчании. Потом Чэнс сводил козлика на прогулку, и мы снова пустились в путь.

Чэнс вызвался вести машину первым. Через пять минут после того, как мы отъехали от отеля, зазвонил мой телефон. На экране высветилось имя «Гаррисон».

– Разве ты не хочешь поговорить со своим красавцем? – шутовским тоном спросил Чэнс, но я ответила с полной искренностью:

– Нет. Я взяла за принцип не наступать дважды на одни и те же грабли. Своими выходками он показал свое истинное лицо. И не имеет значения, какие слова он будет произносить сейчас.

Его глаза странно сверкнули, и он вновь уставился на дорогу. Мы около часа ехали в полном молчании.