Чёртов палец

Навроцкий хотел было возразить, но она подошла к нему вплотную, обдала его фимиамом духов, мгновенно вызвавших у него в голове целый вихрь реминисценций, потянулась к нему всем телом и, чуть опустив ресницы, медленно провела по его щеке вздрагивающими фалангами пальцев. И в тот же миг его обожгло воспоминание об их долгом, сумасшедшем поцелуе, о сладких, влажных губах Анны Фёдоровны, о частом биении её сердца у него под ладонью… Не отдавая себе отчёта, он прижал её к груди и стал целовать пылко, лихорадочно, с грубой, звериной ненасытностью… Анна Федоровна и не думала противиться, и лишь одно слово срывалось вместе с дыханием с её губ: глухое, протяжное: «Мой!»…

2

Покинув под утро спальню княжны, Навроцкий через чёрный ход вышел на пустынную, сумрачную улицу. В бледно-сиреневом свете электрических фонарей он увидел прижавшийся к тротуару автомобиль. Сидевший в нём господин как-то косо взглянул не него из-под полей сдвинутой на лоб шляпы и отвернулся. На миг Навроцкому почудилось что-то знакомое в фигуре этого человека, в блеснувшем из темноты взгляде, и в другой раз он, возможно, даже оглянулся бы, чтобы рассмотреть номер авто, но теперь ему было не до странных господ в автомобилях: в голове его, как в броуновском движении, суетились, сбивались в кучу, толкали одна другую беспорядочные мысли, и ни одна из них не могла вылиться в ясную, законченную форму. Ему хотелось поскорее добраться до дома, выпить чашку-другую кофе, выкурить сигару и спокойно всё обдумать или, напротив, не думать вовсе ни о чём.

Анна Федоровна прекрасно понимала мотив поспешного ухода Навроцкого, ей и самой не нужны были ни огласка, ни стремительно расползающиеся по Петербургу сплетни. Поцеловав его на прощанье и затворив за ним дверь, она почувствовала себя счастливой. Всё утро и весь день она была как никогда весела и едва могла удержаться, чтобы не начать строить радужные, неопределённые планы. Но уже перед вечером в сердце её начали закрадываться сомнения: вернётся ли к ней князь, не поступила ли она слишком опрометчиво, не навредила ли себе, вот так, в порыве страсти, отдавшись ему, не разумнее ли было сначала хорошенько разжечь в нём эту страсть, да так, чтобы она насквозь испепелила его, не оставила даже в самом укромном закоулке его души ни одного тлеющего уголька, способного разгореться для другой женщины? «Время ещё есть, — успокаивала она себя. — Ведь он уже почти мой…» Но беспокойство не оставляло её, и, чтобы развлечься, она сняла с рожка трубку телефона, назвала барышне номер и с томной грустью в голосе проговорила в неодушевлённое нутро аппарата:

— Алло! Серж, это вы? Что сегодня дают в Маринке?[26] — И, выслушав ответ, так же томно прибавила: — И, пожалуйста, привезите мне финский крэкер!

3

После ночи, проведенной у Анны Фёдоровны, Навроцкий целый день просидел у себя в квартире. Несколько раз звонил телефон, но он не двигался с места: говорить ему ни с кем не хотелось. Он то закуривал сигару, то тушил её, то брал в руки газету или журнал, то отбрасывал их в сторону, то садился за рояль, то, пробежав пальцами по клавишам, вскакивал и отходил от него. Картина случившегося в будуаре княжны неотступно стояла у него перед глазами и, точно играя с ним, то остро волновала воображение, то вгоняла в краску стыда. Попытки его рассеять эту картину, прогнать её прочь ни к чему не приводили. Приятное сознание одержанной мужской победы, отчасти владевшее им с утра, ощущение триумфа самца, насладившегося близостью не просто с хорошенькой самочкой, но с одним из прелестнейших экземпляров Евиного сословия, постепенно сменились тревогой, страхом потерять что-то важное, бесконечно ценное в себе Вытеснив из него все другие чувства, этот непонятный страх цепко схватил его за горло и душил с безжалостной медлительностью палача-садиста. По капризу ли, по злой ли прихоти судьбы случилось с ним то, что ещё полгода назад могло сделать его безмерно счастливым, но не радовало теперь, когда в двух десятках вёрст отсюда, в тихом загородном доме, его ждала другая женщина — женщина, которая любит и верит, без которой он уже не может жить и которую в одночасье предал?

Только к вечеру вспомнил он о записке Маевского. В ней Константин Казимирович настоятельно просил его никуда не отлучаться из Петербурга, так как намеревался очень скоро встретиться с ним и всё объяснить. В конце записки Маевский прибавлял, что вынужден пока скрываться, так как подозревает, что ему грозит опасность.

Подавленный, измученный переживаниями Навроцкий уже затемно сел в автомобиль и отравился в Осиную рощу.

4

Лотта так увлеклась чтением, что не слышала, как Маша несколько раз позвала её пить чай. И только кода девушка уже ушла домой, кода за окном давно стемнело, кода из тишины вырос звук мотора, кода он заглох где-то поблизости, кода по ступенькам крыльца застучали шаги Навроцкого и скрипнула входная дверь, только года она оторвалась от книги и поспешила вниз, чтобы вместе с ним напиться чаю и расспросить его о поездке к матери.