Чёртов палец

Ярко освещённая электрическими огнями летняя резиденция графини в густых сумерках имела сказочный вид. Дорожка, по которой к дому проходили прибывающие в автомобилях и экипажах гости, была освещена плошками с горящим маслом. По сторонам ступенек, ведущих на обширную террасу, окаймлённую балюстрадой и предваряющую собой парадный вход, горели два больших факела. Публика нахлынула как-то вся сразу, и площадку напротив дачи скоро запрудили многочисленные коляски и авто. Из второго этажа, окна которого струили в окружающую тьму мощное электрическое сияние, через широкую лестницу и распахнутые створки парадной двери на улицу вытекали звуки настраиваемых музыкальных инструментов, людского говора и смеха. Не решаясь выйти из экипажа, Лотта приказала извозчику ждать.

Вскоре по характерному стуку мотора она узнала автомобиль Навроцкого. Ослепив её на мгновение светом фонарей, он выехал на площадку и медленно двигался в поисках места для стоянки. Она видела, как Навроцкий, прежде чем выйти из авто, быстрым, аккуратным движением надел маску и, захлопнув дверцу, лёгкой, молодцеватой походкой прошёл по дорожке к террасе. Взбежав по ступеням, он оправил на ходу фалды фрака и вошёл внутрь. Вмиг отбросив все колебания, Лотта также надела маску и, отпустив извозчика, поспешила за князем.

Дамы и девицы, в специально отведённой для них комнате рядом с передней, скидывали с помощью горничных графини свои пелерины и sorties de bal[28], поправляли перед зеркалом причёски и в причудливой пестроте маскарадных платьев, в блеске браслетов и ожерелий поднимались по широкой, устланной тёмно-зелёным ковром лестнице в просторную залу бельэтажа, где эти пестрота и блеск, вливаясь в карнавальную роскошь нарядов других дам, переходили в сплошное сияние, усиленное светоносной торжественностью хрустальных люстр. Великолепные и смелые туалеты женщин — неоспоримое свидетельство необузданности женской фантазии — перемежались более скромной одеждой мужчин: офицерскими мундирами и фраками; в отличие от дам мало кто из мужчин был одет в настоящий маскарадный костюм, большинство из них ограничились масками.

Ослеплённая представшим её глазам зрелищем, Лотта испытывала неловкость из-за скромности своего наряда и украшений. По неопытности она не догадывалась, что изумрудные фермуары и жемчуга на шеях дам, бриллианты на их пальцах — сплошь подделки, что, отправляясь на маскированные вечера и опасаясь быть узнанными, дамы предпочитают надевать фальшивые камни и дешёвую бижутерию из магазина Кепта и Тэта. И всё же маска и костюм цыганки помогли ей справиться с робостью. Потеряв на какое-то время Навроцкого из виду, она окинула внимательным взглядом залу и, как только снова нашла князя среди пёстрой толпы, принялась за ним наблюдать. Это невинное шпионство казалось ей забавной игрой. Она живо представила себе, как удивится и обрадуется Навроцкий, когда, незаметно подкравшись к нему, она проделает какую-нибудь шалость: закроет ему ладонью глаза, дёрнет за фалду фрака или у всех на виду заключит в объятия, а когда он онемеет от неожиданности, присядет перед ним в очаровательном реверансе и — те voilà![29] — снимет с себя маску. Эта игривая мысль так горячила её, что она едва одерживалась, чтобы тотчас не осуществить задуманное.

2

Не успел Навроцкий войти в просторную зеркальную залу, как зазвучал ритурнель и публика зашевелилась, готовясь танцевать. Дамы и барышни незаметно одёргивали платья и поправляли причёски, мужчины приосанивались и скользили придирчивыми взорами среди талий и декольте, выискивая подходящих партнёрш, лица которых, увы, скрывали маски. Навроцкого несколько удивило, что графиня допустила оплошность и не запретила мужчинам явиться в офицерских мундирах: знаки отличия вкупе с комплекцией выдавали некоторых с головой. Несмотря на солидные размеры, зала казалась тесной, ведь в добавление к прочим своим достоинствам Леокадия Юльевна слыла ещё и ревностной устроительницей балов, на которые охотно съезжалась многочисленная петербургская публика. Осмотревшись, Навроцкий принялся разыскивать Константина Казимировича, но фантастическая толпа в масках оставляла ему мало шансов на успех. Пробираясь вперед, он деликатно здоровался с теми, кого узнавал, и расспрашивал их о Маевском, но тактика эта не привела его к цели. Наконец он решил постоять где-нибудь на одном месте в надежде на то, что Маевский найдёт его сам. Устроившись в сторонке около невысокого роста дам, чтобы его лучше было видно, он стал терпеливо ждать и прислушиваться к тому, что говорят вокруг: авось кто-нибудь да упомянет имя Маевского. Слух его, однако, улавливал обрывки совсем других разговоров.

— Что это у тебя, милочка? — спрашивала стоявшая рядом пожилая дама свою юную племянницу.

— Карнэ[30], тётенька.

— Вижу, что карнэ, да зачем он тебе?

— Как зачем? Для танцев, конечно!

— Как же ты глупа, милочка! Карнэ сегодня бесполезен. Ведь все в масках! Это же маскарад!