Чертова дюжина

Прапорщик уже заметил парочку в штатском и заторопился навстречу, по-журавлиному подпрыгивая на ходу и смешно размахивая тоненькими ручками-тростинками. Оперативники вышли на пустынную дорогу, и солдаты в оцеплении вдруг разом преобразились, ухватившись за болтающиеся стволами вниз «АКМ», прищурились настороженно, поджали губы. А прапорщик пер через оцепление, мешковатый, нескладный аника-воин. На подходе он вытянулся, прищелкнув каблуками, отклячил тощий зад и звенящим мальчишеским голосом отрапортовал:

— Здравия желаю! Прапорщик Афанасьев! — И улыбнулся едва ли не радостно.

— Кому? — могильным тоном поинтересовался Дед.

— Что «кому»? — растерялся совенок. Глаза его от непонимания сделались огромными, будто озеро Байкал, а уши нервно задвигались вперед-назад.

— Кому здравия-то желаешь?

— Так это… Нам сообщили, что должны приехать двое товарищей из… — Удивление на лице прапорщика сменилось вдруг угрожающей насупленностью. — А ну, предъявите документы! — с вызовом потребовал он, хватаясь за кобуру.

— Дошло наконец, — обрадовался молодой. — Поздравляю.

— Документы! — продолжал требовать совенок, судорожно пытаясь расстегнуть клапан и ухватиться за ребристую холодную рукоять «Макарова».

— Вот наши документы. — Оба оперативника продемонстрировали красные корочки. — Давно оцепление выставили?

— Так с полчаса уже стоим, — все больше теряясь, промямлил прапорщик. — Как распоряжение поступило, так мы, значит, и стоим.

— Происшествия были?

— Никак нет, не было.

— Хорошо.

В небе появился «Ми-8», тяжело проурчал над домами, завис на несколько секунд, словно огромный майский жук, затем качнулся и боком ушел в сторону Строгино. Оперативники проводили его взглядом и вновь повернулись к собеседнику.

— Труба-то где? — поинтересовался Дед.

— Внизу, — торопливо принялся объяснять военный. — Во-он там выходит из склона.

— Ясно, — кивнул удовлетворенно молодой. — Ну пошли, проводишь.

Миновав оцепление, оперативники зашагали вниз. За ними тянулся густой шлейф коричневато-серой пыли. Прапорщик морщился, однако, делать нечего, поспешал следом. Спустившись по жесткой ломкой траве к заросшему вонючей тиной берегу, пара сразу же увидела трубу, достаточно широкую для того, чтобы в нее в полный рост мог войти высокий мужчина. Из трубы все еще текла вода — бурный теплый поток, парящий на прохладном воздухе. Он с гулом вливался в широкий ручей, на дне которого грациозно полоскались длинные водоросли.

— Черт! — беззлобно, но не без досады, воскликнул молодой. — Знать бы, сапоги б резиновые надел.

— Пошли-пошли, — подбодрил его напарник. — Фонарь у тебя? Хорошо.

Они шагнули в воду и медленно побрели в темноту. Стоящий у трубы прапорщик с облегчением перевел дух. Он, как и все прочие граждане страны, не доверял комитетчикам и даже немного побаивался их.

Прапорщик только собрался в обратный путь, как из влажного полумрака вновь появился старший.

— Слышь, герой, учти: вокруг трубы — десятиметровая зона. Ближе никому не подходить.

— А мы и не… — начал было прапорщик.

Но оперативник остановил его движением руки.

— Кругом и шагом марш! А замечу кого, отвечать придется и виновному, и тебе как непосредственному начальнику. Все, свободен.

— Есть! — четко кашлянул совенок и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Умница, — буркнул похоронно оперативник и снова скрылся в трубе, быстро догоняя напарника.

Тот стоял перед выломанной с корнем решеткой. Сама решетка валялась в потоке, остались только дужки, к которым раньше крепилось заграждение.

— Видишь, — не оборачиваясь, спросил молодой, — крепеж сгнил совсем. Им даже резать ничего не пришлось. Нажали посильнее — и готово, заходи. Фугас там. Можно хоть сейчас экспертов вызывать.

— Давай лучше удостоверимся.

— Давай, — легко согласился молодой, переступая через змеящиеся по упавшей решетке бурунчики. — Да это я так сказал, для образности.

— Я понял.

Они прошли еще пару сотен метров и наткнулись на вторую решетку, выломанную так же аккуратно и просто, как и первая.

— Ага, — крякнул Дед, разглядывая обломки ржавых болтов. — Ты прав, все-таки здесь. А я-то, честно говоря, надеялся, что это ошибка.

В темноте журчала бегущая к свету артезианская вода. В ярко-желтых электрических лучах фонарей проползали маслянисто-осклизлые стенки трубы, покрытые толстым, в палец, шероховато-песочным налетом ржавчины.

Третья решетка. И тоже выломана.

Четвертая.

И наконец…

— Вот он, — серьезно произнес молодой.

— Вижу. — Дед шагнул вперед, чуть присел и задрал голову, подсвечивая себе фонариком. — Да, дело тухлое. Тухлое дельце-то, говорю.

— Я слышу.

Фугас был приварен к зачищенной стенке трубы на высоте около полутора метров. Матовый, внушительных размеров стальной цилиндр с голубоватым следом окалины на бочкообразном боку. Молодой протянул руку и коснулся кончиками пальцев холодной стали.

— Не трогай, — сказал старший. — Не бери греха на душу.

— Боишься, Дед? — Собеседник криво усмехнулся. — Не бойся, просто так он не рванет. Ладно, мы свою работу сделали. Пошли. Надо вызывать экспертов и выставлять вторую линию оцепления.