Чертова дюжина. 13 новых страшных историй. 2021

Кайсаров подошел ближе к разлому, невольно вглядываясь во тьму таинственных недр. Удивительное дело – темнота в проломе отнюдь не была кромешной, откуда-то снизу шел сумеречный свет. Впрочем, ничего сверхъестественного: среди скальных массивов встречаются ничем не заполненные щели, в практике Кайсарова уже бывало такое, что по щели разлома можно было пройти на сорок с лишком саженей в сторону от тоннеля и выйти к горной речке в открытой глубокой расщелине.

Открытие богатого месторождения спасло бы дело, раздумывал Кайсаров, всматриваясь в серое свечение внизу. Был бы повод с честью выйти из поганой ситуации и проложить тоннель в другом месте, или вовсе пустить дорогу в обход. Вот только что там, внизу, за считанные часы превращает глаза и язык человека в алые кристаллы?

– Мальчишка-то чистый, – сказал рядом Жеребьев. После подъема к тоннелю он был очень бледен и непрестанно откашливал мокроту.

– Да мы его толком и не рассмотрели, – ответил Кайсаров, отстраняясь от разлома: еще неведомо, что тут может вынести сквозняком, какой там воздух внизу – вполне может статься, и впрямь гиблый, отравленный.

Опустилась тишина, лишь чуть нарушаемая шелестом эха от шагов рабочих, уже вышедших из арки тоннеля. И вот в этой монолитной тиши Кайсаров вдруг расслышал пение. Далекий голос, мелодичный, девичий, выводил народную мелодию, вроде грустную, а вроде и радостную. Слов было не разобрать.

– Во, слышите, ваш-благородие: поет! – прошептал десятник.

– Значит, разлом в ущелье выходит, туда местные девки забредают, они и поют, – заключил Кайсаров. Шагнул обратно к провалу, вновь вгляделся, хоть и понимал, что ничего не увидит.

– Так нет в Мать-горе ущелий… – добавил десятник.

Пение прекратилось. Кайсаров подождал еще немного, пожал плечами и уже хотел было отойти, как что-то зашевелилось в глубине трещины. Перед пятном смутного света возникла темная человеческая фигура, она резво полезла наверх, цепляясь за камни, и что-то в ней было диковинное, настораживающее: то ли очень быстрые движения странно вывернутых рук и ног, то ли волнообразные извивы слишком гибкого туловища – а может, померещилось, далеко было, глубоко, сумрачно, не разобрать толком.

– Туда еще кто-то забрался, – сказал Кайсаров, и тут в проеме прямо перед ним вынырнула девка. Обычная деревенская девка, чумазая, с длиннющей, иссиня-лоснящейся черной косой, в бесформенном сарафане, босоногая. Кайсаров, отшатнувшись просто от неожиданности, как-то сразу охватил взглядом ее небольшую ладную фигурку и выдохнул – надо же, ведь напугала, мерзавка.

А девка пристально, свободно, нагло уставилась ему в глаза – крестьяне так не смотрят.

– О, какой барин! – воскликнула весело. – Взгляд ястребиный, нрав стальной, сердце каменное. А душа – кутенок шуганный. Копай, копай свою нору для зверей железных, не тронем. А хочешь, камушков подарю? – и ткнула под нос остолбеневшему от такого нахальства Кайсарову грязную ладонь с кучкой каких-то шершаво-зеленых камней. Прямо перед собой Кайсаров увидел смуглое тонкое запястье – кожа сплошь была испещрена мелкими зеленоватыми кристалликами, расположенными не хаотично, как на давешнем мертвеце, а даже каким-то узором, вроде чешуи. И вокруг бесстыжих зеленых глаз девки, от самых ресниц, тоже расходилась по коже россыпь мелких кристаллов.

Девка была больна. Той самой подгорной хворью – или чем еще являлась эта омерзительная чертовщина, вдруг все же заразная?.. От этой мысли Кайсарова прямо-таки перетряхнуло в приступе тошной брезгливости. А ну как еще заразится он от этой дуры! В придачу ему настойчиво почудился, вызванный неугомонной памятью, характерный запах нездорового женского тела, знакомый с детства, с неизбывным металлическим кровавым привкусом – хотя ничем кругом не пахло, кроме каменной пыли… Чернавка же все совала ему камни, и вдруг – какая гадость! – дотронулась до его руки своей чумазой лапкой, шершавой от кристаллической сыпи.

– Пошла вон! – в страхе, в брезгливости, в ярости Кайсаров оттолкнул ее сильнее, чем следовало. Так сильно, что девка повалилась назад, рассыпав свои камушки, – и тюкнулась головой об острый каменный выступ стены. И в тот миг, когда Кайсаров, как во сне, уже вполне понял, что наделал, но еще не до конца поверил в происходящее – и когда еще сумел бы удержать девку на краю провала, если бы не побрезговал схватить, – та пошатнулась раз, другой, взмахнула руками и полетела спиной в расщелину. Слышно было, как пару раз ударилось о камни тонкое легкое тело. И – тишина.

Господи, в каком-то бредовом отупении подумал Кайсаров, да я ж только что человека убил.

Было пока не страшно, нет, а еще более тошно, нестерпимо, до выворачивания нутра. Кайсаров, как заведенный, вытирал и вытирал руку платком, сглатывая и дико глядя в безмолвный провал.

– Что же вы наделали, – выдохнул рядом Жеребьев.

– Дурак ты, ваш-благородие, – припечатал десятник. – Ох, дурак, м-мать твою через тульский самовар. Ты ж ей понравился. Одарить тебя хотела! Дур-рачина…

– Кому – ей? – прошептал Кайсаров.

– Девке Каменной.