Он не ошибся… В кают-компании произошли существенные перемены. Стол в центре пропал, но вдоль боковой переборки притулился прямоугольный — поменьше размером, уставленный разнообразной снедью и напитками. Ковер с пола убрали, освободив место для танцев. Карточный столик задвинули в угол. Кондиционеры обеспечивали приятную прохладу. Верхний свет выключили, гирлянды разноцветных лампочек мигали в такт музыке, льющейся из колонок суперкомбайна «Сони».
— Лепота! — вымолвил Паша, дергая меня за рукав.
Его одежда не вносила заметный диссонанс в ансамбль мужских костюмов и женских вечерних туалетов, но мои рубашка и джинсы смотрелись откровенно кощунственно.
Капитан мигом уловил фальшь и подрулил к нам.
— Извините, господин Берестов, — чуть смущенно обратился он. — Вас не затруднит внести изменения в свой наряд?
Между песнями как раз образовалась пауза, и его слова отчетливо прозвучали в наступившей тишине. Публика устремила взоры в нашу сторону.
Ростислав Владимирович, не желавший поставить гостя в неловкое положение, стушевался и растерянно развел руками: таковы, мол, правила… извините… Никто не вмешивался. Все ждали, удастся ли выкрутиться нарушителю «придворного этикета». Павел нерешительно топтался рядом.
Я собрался брякнуть нечто дерзкое и гордо покинуть помещение, но за спиной прошептали:
— Искатель! — И сразу же предостерегли: — Не оборачивайся.
Лицо капитана сохраняло выражение огорчения — он ничего не слышал. Паша, вытянув шею, кого-то выискивал глазами.
— Сейчас вернусь, — сладчайше заверил я цербера и вышел на палубу, прикрыв за собой дверь.
Татьяна прислонилась плечом к белой стенке кают-компании сбоку от входа.
— Получил? — усмехнулась девушка. Платье из блестящей ткани цвета ночного неба обтягивало ее тело, оставляя полностью обнаженными плечи и ноги.
— Есть маленько, — признался я, любуясь красоткой.
— Пойдем…
Таня отперла дверь люкса, граничащего с кают-компанией.
— Иди же… — поторопила она при виде моей нерешительности.
— Понял!
Люкс отличался от нашей с Павлом каюты лишь размерами, что позволяло установить в нем две настоящие кровати вместо откидных диванчиков.
Хозяйка зажгла свет, пошуровала в платяном шкафу и извлекла серый мужской костюм. Под пиджаком висела голубая рубашка.
— С ума сошла!
— Должен подойти, — сказал Таня.
— Женя нас убьет!
— Не волнуйся, разве что тебя, — успокоила девушка.
— Ты не могла бы отвернуться? — попросил я, начиная переодевание и памятуя о принятых в обществе условностях.
— И не подумаю! Вдруг ты что-нибудь стащишь лишнее.
— Ну если так…
Стеснительность — не моя добродетель.
— Хороший торс, — похвалила Таня со знанием дела.
— Польщен! — хмыкнул я, натягивая чужие брюки. — Немного свободны…
— Ничего, а и потеряешь — не смертельно.
К чему вся эта затея? С чего такое проявление заботы о ближнем?
Я не удержался и выразил одолевающее недоумение вслух.
— Шла на ужин… Вижу: человек в затруднительном положении. Почему бы не помочь? Ты бы иначе поступил?
— Нет! Я бы прямо там все с себя снял и отдал тебе!
Она засмеялась, положила ладони мне на плечи и чмокнула прямо в губы.
— Пошли, — отстранилась Таня, хотя я надеялся на продолжение. — Сейчас не тот случай…
— А будет тот?
— Посмотрим… — она вытолкнула меня на палубу.
Через час «все смешалось в доме…», простите, на корабле Бельского с лирическим названием «Лебедь». Вино лилось рекой, музыка гремела, пол ходил ходуном под ногами танцующих. Витиеватые тосты, которыми первоначально блистали мужчины, стараясь произвести впечатление на дам, иссякли, уступив место простым «наливай» и «за нас».