— Продолжайте, ребята, — ласково посоветовал я остающейся парочке и добавил, обращаясь к девушке, кутающейся в простыню, — у тебя прелестная фигурка, милая! Как-нибудь полечишь и меня, ладно?
В офисе, как и везде, чувствовался стиль умелого дизайнера: красиво, строго, мягко.
«Бородатый» первым опустился в кресло и тем самым допустил оплошность: сорвать бороду с усами и парик — секундное дело. Очки же автоматически сами упали на пол.
Усталое лицо тридцатипятилетнего мужчины с дикими пронзительными глазами… Я никогда прежде не видел Репейникова, но узнал сразу благодаря описанию Олега.
Разоблаченный дернулся, получив тычок в грудь и откинулся на спинку кресла. Ванда сунулась было назад к двери, но окрик «Сидеть!» заставил ее упасть на банкетку.
Во мне медленно, но круто закипала злость, заваренная на ненависти к подонкам.
— Я не милиция — церемониться не буду! Начнете хамить — убью голыми руками.
Серьезность предупреждения усвоили. Репейников небрежно бросил пистолет на столик, а его подруга театрально всхлипнула и прикрыла ладонью глаза — прямо народная артистка республики!
— Что вы хотите? — спросил Репейников.
— Если честно, то пристрелить… По крайней мере, тебя!
— За что?!
— Где деньги?
— Деньги?!
— Взятые у Носова!
Оба разом подскочили.
Я внимательно посмотрел на них, и в душе возникло неприятное ощущение, словно бегу на последний автобус и понимаю, что все равно не успею…
Репейников расхохотался внезапно и мстительно.
— Идиот! — выкрикнул он и тише добавил. — Нет, идиот, скорее, я сам… Думал…
Он не договорил, подавившись новым приступом смеха.
Двинуть бы от всего сердца по довольной роже, но рука не повиновалась.
— Вот в чем дело! — сообщил он Зеленской. — Нас подозревают в убийстве Виктора!
Дама улыбнулась, но ее голова соображала медленно, поэтому улыбка получилась вымученной.
— На кого ты работаешь? — вопрос теперь адресовался мне.
— На себя!
Карточка частного детектива окончательно развеселила наглеца.
— А мы уж подумали невесть что…
Если он не играет — а похоже, так оно и есть — мы снова влетели в тупик. Злость не прошла, но стала какой-то тоскливой.
Собеседник внимательно посмотрел мне в глаза, сообразил, что переборщил и посчитал разумным разрядить атмосферу.
— Ванда, поди свари нам кофе. Фирменный, поняла? — не попросил, а приказал.
Мадам удалилась, обрадованно кивая, как японская гейша, счастливая от возможности угодить господину.
— У тебя, вероятно, есть веские основания считать, будто я… — он запнулся, подыскивая слова, — …будто за той трагедией стою я, коль ты прешь напролом?
Я промолчал, выжидая.
— Есть! — сам себе подтвердил Репейников. И независимо от того, на кого ты работаешь, наверняка имеешь контакты с «ментовкой»… В таком деле это неизбежно!
Логически мыслит, мерзавец.
— Поэтому постараюсь развеять ваши подозрения.
Слово «ваши» он подчеркнул.
— Но можешь передать друзьям в погонах, что под запись я никогда ничего не повторю и буду наотрез отказываться даже от самого факта сегодняшнего разговора с тобой. И еще условие: я тебя обыщу — маленькие диктофончики сейчас в моде.
— Держись скромнее!
— Тогда, увы, замолкаю.
Он скрестил руки на груди и отвернулся.
— Черт с тобой!
Диктофона не было, а послушать Репейникова не мешало.
Его пальцы сноровисто пробежали по одежде, посетили все мои карманы, после чего бизнесмен удовлетворенно заметил:
— Очень хорошо… Начнем! — он поудобнее развалился в кресле, предложив мне место напротив. — Рано или поздно вы докопаетесь, что банк Виктора отмывал деньги… э… некоторых деловых кругов столицы. Заправлял всем здесь, понятно, Носов. Других имен не знаю, да и знал бы — не сказал. Наличные доставляли Виктору прямо из Москвы, но механизмом не интересовался: меньше знаешь — крепче спишь. Золотое правило! Я снабжал наличкой местных, они ее прокручивали и возвращали на свои банковские счета. Моей руки нет ни на одном официальном документе…
Репейников достал пачку «Кэмела», предложил мне, но получив отказ, закурил один.
— Мы в курсе, в общих чертах, — не упустил поддеть я, тоже выделив «мы».
— Молодцы! Но мне-то плевать: против меня нет никаких доказательств, а люди, которые брали деньги, под пытками не проговорятся — какой дурак станет сам себе готовить тюремные нары. Понятно? — Он вещал так убежденно, что поневоле верилось. — Я и на процентах заработал неплохо. Вот это все, — он постучал пальцем по крышке столика, — оттуда! И, опять же, свидетельствовать против меня может только Ванда, что исключено!
Зеленская, легкая на помине, принесла две чашечки из слоновой кости, поставила на стол и тихо удалилась.
— Рискну предложить рюмочку!
Репейников воспользовался моим молчаливым согласием, подошел к бару-холодильнику и зазвенел бутылками.
— Коньяк? Виски? Ром?
— Коньяк, — выбрал я.
— А я больше люблю ром.
Выпили мы не чокаясь.
— Чудный кофе, правда?
Напиток и на запах, и на вкус оказался и впрямь великолепным, чего не скажешь о коньяке.