Я как мог пояснил. Однако начальство не убедил. И чуть ли новое взыскание не заработал. За свою, так сказать, самовольную отлучку. Наверное, именно из-за этого как-то так и не успел рассказать прямым начальникам, что, выйдя из спецмедучреждения, на улице едва не столкнулся с родителями горе-рядового, как раз подъехавшими сюда на такси. Беседовать с ними мне совсем не хотелось, и я резко ускорил шаг.
…Минуло еще дней десять. Вместе со взводом заступил я в очередной караул, который мы пронесли без замечаний. А вернувшись после наряда в подразделение, застал в канцелярии уже остограммившегося ротного.
— Все нормально? — осведомился майор. — Тогда присаживайся. Выпьешь?
— Благодарствую, что-то не хочется.
— Лучше прими. А то сейчас такое скажу…
— Говорите, я, если что, всегда успею.
— Водка имеет обыкновение заканчиваться, — глубокомысленно заметил ротный и хлопнул еще граммов пятьдесят. Тщательно зажевал корочкой и проинформировал:
— Семыкина нынче из дурдома доставили. Признали, стало быть, полностью негодным к армейской службе. Мол, ошибочка с призывом вышла. Историю болезни толщиной со спичечный коробок стоячий в медсанчасть передали. А самого идиота — папаше на руки. Под роспись, как вещь. В каптерке переоделся — сплошь джинса, кроссовки навороченные. Адью, говорит, товарищ майор, пусть у вас другие дураки службу дальше тащат, а мне и на «гражданке» неплохо будет. Тут папаша на него цыкнул — они и отвалили. Да-а, похоже, особого рода сволочь из него выйдет. Ну так как, примешь?
— Наливайте! — решительно согласился я…
Месяцем позже, после некоторых раздумий, я записался на прием к командиру части. По заведенному порядку вместе со мной в кабинет полковника вошли ротный и замполит. А начпо и комбат там уже находились.
— Товарищи офицеры, — несколько робея, начал я. — Как вам всем известно, по причине самовольной отлучки, а позднее дезертирства рядового Семыкина, я, как его командир взвода, получил два взыскания. Подчеркну, что в обоих случаях у меня просто не имелось физической возможности пресечь противоправные действия нарушителя воинской дисциплины. Особенно во втором, о возможности которого я тщетно предупреждал руководство. Но дело даже не в этом. Поправьте, если не согласитесь со следующим. Полагаю, когда взводный получает под свое начало очередное молодое пополнение, он не должен задумываться над тем, что ему могут подсунуть идиота, дебила, сумасшедшего — словом, юношу, не подлежащего призыву. А поскольку я не имею соответствующего образования психоаналитика и психотерапевта, полагаю также, можно считать, что проколы медкомиссий военкомата и нашей части несправедливо приписали мне. Приписали и наказали. Ошибочно.
— Позвольте, позвольте! — прервал меня начальник политического отдела. — Но это же был ваш солдат!
— Да. Но он им не должен был быть ни при каких обстоятельствах! — твердо заявил я. — Раз впоследствии официально оказался признан идиотом.
— Что ты тут нам ваньку валяешь! — вклинился комбат.
— Родители отмазку у врачей купили — и делов! Липа там все! — И яростно чмокнул.
— Товарищ подполковник, а чем вы можете подтвердить свое заявление? Есть факты подделки анализов, неправомерные выводы или еще там чего по медицинской части? Я, повторюсь, не специалист; вы и остальные присутствующие тоже. Давайте тогда старшего врача части сюда пригласим, пусть он расскажет, соответствует ли диагноз Семыкина действительности.
— Допустим, по бумагам вполне соответствует, — опять перехватил инициативу начпо. — Вы-то, собственно, чего хотите? Выражайтесь яснее.
— Да куда уж, — усмехнулся я. — Отмените неправомерные взыскания. Всего лишь.
Присутствующие отреагировали бурно: несколько матерных фраз, наползая одна на другую, прозвучали в комнате.
Затем ротный уничтожающе произнес:
— Ну, только «пиджак» до такого и мог додуматься! Слышь, мы здесь, по-твоему, в бирюльки играем? Ведь если по твоей ущербной логике, то и мне следует требовать строгий выговор снять! И ему! — кивнул на замполита. — Да и товарищ подполковник тоже пострадал! — Теперь кивок в сторону комбата. — Я вообще такой наглости — двадцать лет служу, а не видывал! Это же открытое посягательство на основы основ армии — на единоначалие!
— А ваше мнение, товарищ капитан? — впервые вступил в разговор полковник, обращаясь к замполиту роты.
— Э-э-э… — заерзал тот на стуле. — Полагаю, старший лейтенант еще не осознал в полной мере свою роль как офицера.
— А разве здесь театр? — удивился полковник. — Вот уж истинный ответ политработника: вокруг да около и мало толку.
— Почему мало? — тут же бросился начпо на защиту замполита. — Скорее, неточно. Да, у командира взвода, не прошедшего закалку военного училища, недостаточно опыта; да, он пока не сформировался как офицер, склонен в своих неудачах винить окружающих… Но рациональное зерно в человеке присутствует, пытается логически мыслить…
— Словом, не потерян пока для армии полностью, — хмыкнул полковник.
Остальные офицеры настороженно молчали.