Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

— Молод еще меня жизни учить! — рявкнул Борька. — Тоже, красавицу нашел! А внутри она, может, настоящая баба-яга. И вообще… — Провоторов вдруг осекся, потом шагнул вперед, плюхнулся на свободный табурет, побарабанил пальцами по краю стола… И неожиданно заявил-предложил: — И вообще: раз она тебе так понравилась, гони три литра спирта на кон — и можешь ее забирать. Совсем. Сегодня же. Один хрен, я с ней все равно разведусь — так с паршивой овцы хоть шерсти клок. Годится?

— Ты… Да как ты… такое? Вообще язык повернулся? — возмутился Нартов, и от гнева у него аж дыхание перехватило, а кулаки туго сжались.

Борька глупо ухмыльнулся:

— Слабо?

Марина же бессловесно сгорбилась на стуле, и краска стремительно отлила у нее с лица — словно женщину резко ударили ножом пониже груди…

На этот раз напряженное, ничем не нарушаемое молчание воцарилось во флигельке на несколько секунд. Теперь его прервал Алексей:

— Я согласен.

— А-атлична! — хлопнул ладонью по столу «продавец» живого товара. — Когда и где бартер осуществлять будем?

— Здесь же. Сейчас на мотоцикле на службу смотаюсь и спирт привезу.

— Только смотри, чтоб неразбавленный.

— Обижаешь…

— Вы-ы-ы! — громко воскликнула тут Марина. — Меня-то спросили? Или почему так? Торгуетесь? Да я вам что — вещь какая дешевая?

— Гы-ы-ы! — неприятно осклабился Борька. — Достоинство прорезалось? Позднова-ато…

— Успокойся, пожалуйста, — подскочил к Марине и сжал ее ладони в своих Нартов. — Ты мне на самом деле давно нравишься. С самого первого дня, как увидел. Пойдешь за меня замуж? Я серьезно! А с ним, — и Алексей кинул гневный взгляд на обалдевшего Борьку, который тупо, с раскрытым ртом слушал признание постороннего в любви своей жене, — пропадешь ведь!

— Ты… на самом деле? Не шутишь? — прошептала Марина.

— Да! То есть нет, конечно, какие шутки! Тьфу, сам себя запутал! — мотнул Алексей головой. — Повторяю: я тебя люблю, и выходи за меня!

— Я не против, — еле слышно произнесла Марина.

— Тогда вставай, со мной поедешь, — предложил Нартов. — Я тебя с ним наедине не оставлю: неизвестно, что спьяну выкинет.

— Э-э-э, так дело не пойдет! — как-то вяловато запротестовал Борька. — А вдруг вы на пару смоетесь?

— Куда? — искренне удивился Алексей. — У меня же тут все имущество.

— А кто тебя знает? На дурничку-то, говорят, и соль сладка…

Мужики попрепирались еще маленько и сошлись наконец на том, что сейчас Марина самостоятельно идет к тетке, а минут через десять Нартов на мотоцикле выезжает за спиртом.

Так и сделали. Офицер отсутствовал минут сорок, и куривший на ступенях веранды Борька уже начинал терять терпение. Но вот с улицы послышался усиливающийся стрекот мотоциклетного мотора. И — урра! — Алексей протягивает «купцу» две полуторалитровых пластиковых бутылки из-под минеральной воды, под пробки заполненные прозрачной жидкостью.

— Девяностовосьмипроцентной крепости, — счел нужным уточнить Нартов.

— Годится! — одобрил Провоторов товар, проинспектировав его на вкус. — Можешь забирать эту голодранку!

— Расписку напиши, — вдруг потребовал Алексей. — А то выхлестаешь все, а как протрезвеешь — начнешь орать, что ничего не помнишь.

— Га-га-га! — совсем развеселился Борька. — Тебе, может, и свидетелей еще позвать?

— Было бы неплохо, — тут же согласился офицер.

— А эвон как раз шагают… Парочка — кулик да гагарочка, — углядел Провоторов с высокого крыльца двух подвыпивших мужиков, обретавшихся по соседству, на Том же квартале. — Э-э! Рули сюда, магарычевое дело!

Приглашенные в свидетели — доходяга Венька Герасименко, по прозвищу Мумушка — сложное производное от изначального Герасима Муму, — и медвежковатый Иван Сыромясов, больше именуемый собутыльниками как Сыромяс — находясь в достаточной степени опьянения, поначалу не могли взять в толк, что за документ им предстоит завизировать. Потом все-таки поставили свои закорючки ниже подписи Борьки. Алексей внимательно прочел расписку.

«Я, Провоторов Борис Петрович, отдаю Нартову Алексею Александровичу свою жену Провоторову Марину за три литра спирта. Навечно. Обещаю своими претензиями обоих больше не тревожить».

— Ну, все? Доволен? — уточнил нетерпеливый «бартерщик». — Вот и ладушки. А то нам праздник спрыснуть давно пора. Про-фес-сиональный! Только ты, Сыромяс, поперед за кваском сгоняй: у твоей бабы самый классный, ей-ей. Уважаю! А мы тут пока с Мумушкой сальца подрежем да капустки изымем из погреба… А ты вали, вали, лейтенант, пользуйся… объедками с барского стола! На хрена она мне теперь сдалась — голодранка, пройденный этап! Вот выпью — и весь гардероб ее подпалю! И перину! А больше у нее и нет ничего! Уразумел? Развод и девичья фамилия!

Алексей сжал скулы, нервно сглотнул, но желание двинуть хозяину домовладения в рожу переборол. Выкатил мотоцикл со двора, завел. Уезжая, услышал в спину:

— Скатертью дорога!

Борька пил вусмерть четыре дня подряд. Сначала с приятелями, позже в одиночку. Весь спирт подчистую оприходовал. Про работу, понятно, напрочь забыл. Какое там — он и во двор-то выходить перестал уже на вторые сутки.