Чертова мельница

Ну вот не убивают в своих кабинетах руководителей секретных служб! Как-то это не принято, что ли. И тем не менее патриция Альдората, возглавлявшего вторую канцелярию Провизориума (то есть, специально для несведущих, тайную полицию Балонга), вчера посреди дня обнаружили в собственном кабинете бездыханным, и из груди у него торчала рукоять всаженного в сердце по самое перекрестье стилета. Судя по безмятежному лицу покойника, он даже удивиться не успел — и, вполне вероятно, хорошо знал убийцу, никак от него подобного не ожидал. Разъяренные женщины, конечно, способны на многое — но все же удар определенно мужской. Женщина, схватившись порой за кинжал, все же действует иначе, истерически пыряет железкой куда ни попадя — разумеется, если ее зовут не Мара. Здесь же, говорили профессионалы, чувствуется мужской почерк — кто-то, обладавший немалой наглостью, сноровкой, крови ничуть не боявшийся, вошел в кабинет, молниеносно нанес удар и исчез. И никто его даже не видел. Когда обнаружили труп, подняли тревогу, приказали охране перекрыть все выходы из здания и сгоряча изрядно пометались по этажам во все растущем количестве, но никакого постороннего злоумышленника так и не обнаружили. То ли он успел благополучно покинуть канцелярию, то ли, нельзя исключать, никуда и не уходил и даже старательно помогал искать и ловить самого себя, поскольку числился своими подозрений не вызывал ни малейших…

Второе никак нельзя исключать: убийца должен прекрасно ориентироваться в здании, мало того, знать, как функционирует приемная покойного патриция. Вероятнее всего, он отирался на полукруглом балкончике по другую сторону коридора и улучил момент, когда секретарь Альдората приемную покинул и отправился в архив. Пробыл он там минут десять, и этого убийце хватило с лихвой.

Секретаря, естественно, тут же на всякий случай арестовали и водворили в одну из имевшихся здесь же камер. Он мог, конечно, оказаться и сообщником — но это еще не факт. Функций телохранителя он никогда не исполнял — чисто секретарские обязанности. И за бумагами, которые вдруг потребовались начальству, порой ходил по десять раз на дню. Ни уличить его, ни оправдать не получится до тех пор, пока не появится Сварог и не спросит в лоб, знает ли тот что-то об убийце. А пока что, как доложили Сварогу, секретарь дал интересные показания. Он был типичнейшей канцелярской крысой — высокого полета, в хорошем смысле. И упорно твердил: войдя в кабинет и обнаружив начальника убитым, он по многолетней въевшейся привычке окинул взглядом бумаги на столе. Так вот, одной недоставало, той, что лежала перед патрицием, когда секретарь уходил. Содержания он не знал, лично он ничего подобного начальнику не передавал — однако настаивал, что более всего эта бумага походила на постороннюю: она не была гербовой, лишена как синего квадратного штампа канцелярии в левом верхнем углу, так и тех писарских отметок, какие непременно появляются на всякой казенной бумаге, прежде чем она официальным путем попадает к начальнику в кабинет. Эта, секретарь клялся, была совершенно чистая. Но теперь она исчезла. Ни в кабинете, ни в карманах мертвеца и впрямь не нашли исписанного листа, отвечавшего бы описанию секретаря. Может быть, уловка, а может, и чистейшая правда — к чему выдумывать эту историю, если она никоим образом секретаря не реабилитирует, и в его пользу нипочем не говорит…