Нет, это не был райский сад из "погремушки". Я сидела голая на поросшем травой пологом склоне, бесконечно уходящем вверх, вниз и в стороны. Вершина горы терялась за низкими облаками, подножье тоже было не разглядеть. Трава под ногами, короткая, жесткая и пыльная, напоминала плохо ухоженный газон.
Я встала, сделала несколько шагов вниз — и взвизгнула от боли: трава резала ступни, как бритва. С тем же успехом я попыталась подняться вверх по склону. И только поперек склона можно было идти — медленно и осторожно переставляя ноги. Стоило хотя бы на пару сантиметров уклониться от прямой линии — травины впивались в подошвы. Вот так, наверно, чувствовала себя русалочка, когда обрела вместо хвоста ноги, подумала я и обернулась, ожидая увидеть за собой кровавые следы. Но крови на траве не было — равно как и порезов на ступнях.
Время шло — или стояло на месте? Не все ли равно, если не происходит ровным счетом ничего. Ведь время — это всего лишь промежуток между одним событием и другим. Я могла только сидеть, стоять или идти. Попробовала лечь — начала сползать, и трава резала уже спину. Мне не было жарко или холодно, не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Грызла только неопределенность.
Да, я умерла — и что дальше? Где черный тоннель со светом в конце? Или обещанные мытарства? Где я нахожусь, в конце концов? Неужели все, во что я верила, оказалось неправдой? Да, смерть не конец всему, но где же рай и ад? Или… или вот эта пыльная травяная гора — и есть ад? Может быть, ад — это место, где ничего не происходит, где нет ничего, кроме воспоминаний и угрызений совести? Место, где нет никаких внешних впечатлений, кроме боли в якобы порезанных ногах? Место, где человек навсегда остается наедине с самим собой?
Я сидела и тупо смотрела перед собой — на склон, ныряющий то ли в туман, то ли в облака. Я пережевывала воспоминания, тасуя их, как карточную колоду. Когда это становилось невыносимым, поднималась и шла, шла… Шла, изо всех сил пытаясь сохранить призрачную надежду: а вдруг все-таки рано или поздно приду… хоть куда-нибудь…
А еще я пыталась молиться. Это был порыв — такой же искренний и горячий, как в тот момент, когда я представила себя цепляющейся за одеяние ангела-хранителя. В нем не было слов, только одно-единственное желание: свернуться клубочком у ног Господа — как собачонка — и заснуть мирным счастливым сном без сновидений. И на мгновение мне показалось, что моя молитва услышана, но… Все тот же голос, так похожий на мой, сказал глумливо: "Бог? Какой Бог? Неужели ты еще не поняла — здесь нет никого и ничего!" "А как же райский сад в "погремушке"?" — прошептала я. — "Какая же ты наивная дура!" — расхохоталась моя собеседница.
Уныние, ярость, всплески надежды, разочарование, снова уныние… И наконец — окончательно! — отчаяние. Тяжелое, давящее, беспросветное, бесконечное — как этот склон. Все кончено. Это — навсегда…
Теперь каждое новое воспоминание погружало меня в эту черную воду все глубже и глубже. Каждый шаг по пыльной траве — лишь бы делать хоть что-то, чтобы не сойти с ума. Хотя как можно сойти с ума после смерти? И с каждым шагом отчаяние мое становилось все более глубоким.
И вдруг я увидела вдалеке слабый свет. Настолько слабый, что я засомневалась, не обманывают ли меня окончательно отупевший мозг или глаза. Если б я смогла, то понеслась бы в ту сторону бегом, но это было невозможно — при первой же попытке перейти на бег боль стала просто невыносимой. Но теперь у меня хотя бы была цель. И больше всего я боялась, что мне померещилось. А еще — что источник света может исчезнуть прежде, чем я до него доберусь.
Неужели я и правда верила, что найду "погремушку"?
На склоне горы сидел… Кто? Я не могла понять — черты лица этого существа и весь облик были текучими, зыбкими, постоянно меняющимися.
— Ну, здравствуй! Наконец-то мы встретились! Хотя… здоровье тебе больше не понадобится, сама понимаешь. Но надо ведь сказать что-то приветственное, правда?
Это был "он". Я не знала, каким словом обозначить его. Дух, демон, дьявол, сатана? Но уж точно не ангел. Именно его я видела в Сибири — во сне и наяву.
— Садись, — он похлопал по траве рядом с собой. Я послушно подошла и села. Почему-то меня нисколько не смущала своя нагота, как будто это было в порядке вещей. — Тебя, наверно, удивило все это? Не похоже на то, что рассказывали в воскресной школе? Ах да, я забыл, ты же не ходила в воскресную школу. Да какая разница. Ну, значит, не похоже на то, что тебе тайком рассказывала бабушка Нина, да? Можешь не отвечать. Разумеется, непохоже. Потому что все, что тебе рассказывали, — это вранье. Никакого ада, никакого рая. Вообще ничего. Только воспоминания и угрызения совести. Конечно, можно назвать это адом, приятного тут мало. Но, как видишь, никаких чертей со сковородками, никакого огня, никакого червя. Даже других грешников нет — у каждого свой персональный ад.
— Бога тоже нет? — с трудом разлепив пересохшие губы, спросила я.