Следующие несколько часов я просидела за околицей с другой стороны села. Дошла до опушки леса, села на пень и впала в странное оцепенение. Словно спала с открытыми глазами. Смотрела на копошащихся в траве муравьев, слышала пение птиц и шум ветра — и в то же время видела смутные, быстро сменяющие друг друга картины. Вот улыбающийся дядя Паша с «погремушкой» в руках разговаривает о чем-то с Генпетровичем. Их лица, фигуры сминаются, как в пластилиновом мультфильме, и я понимаю, что это уже Костя, обнимающий женщину. Верку? Нет, какую-то незнакомую, очень красивую. А вот и я сама — в длинной юбке и в платке. Или это не я? А рядом кто-то на костылях…
Вздрогнув, я очнулась. Солнце клонилось к закату. Неужели я провела на этой поляне почти полдня? Затекшие ноги больно затопило иголками. Желудок жалобно поскуливал, подтверждая: да, дело к вечеру, после завтрака прошло немало времени, давно пора подкрепиться.
Возвращаться не хотелось. Сидеть за столом с Костей, Веркой, Генпетровичем, делать вид, что ничего не произошло. Если б я только могла незаметно пробраться в дом, забрать свои вещи, «погремушку» и… И что? Пешком через тайгу к ближайшему селу, где есть такой же «аэропорт»? Смешно, честное слово. Нет, придется как-то терпеть. Сегодняшний вечер, целый день завтра и утро послезавтра.
Обратно в село я плелась нога за ногу, изо всех сил оттягивая момент, когда окажусь с этой троицей лицом к лицу. Замка на двери зала ожидания уже не было. Я взялась за ручку, но дверь распахнулась, снова едва не ударив меня по лбу.
— Ну чо, с облегченьицем? — подмигнул Генпетрович. — Пронесло чо ли? Так ты это, самогончику хлобыстни, все пройдет. Я завсегда им живот пользую.
Буркнув что-то невнятное, я направилась к кассе, а Генпетрович вышел на летное поле.
— Ты это… — выбравшись из-за стола, подскочил ко мне Костя. — Он пришел, увидел, что тебя нет, спросил, где. Мы сказали, что в сортире. Давно и надолго. Так что…
Верка хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Она была похожа на кошку, вдоволь наевшуюся сметаны. Костя тоже не выглядел грустным.
— Вы рожи сделайте попроще, — посоветовала я. — Или лимон съешьте. Дураку понятно, чем вы занимались.
Веркино лицо вытянулось, маков цвет на щеках моментально увял.
— Хватит умничать, — прошипел Костя.
В этот момент вернулся Генпетрович, и мы сели ужинать. Разговор не клеился. Костя и Верка теперь старательно игнорировали друг друга, но делали это так демонстративно, что Генпетрович начал хмуриться. Он наливал себе стопку за стопкой и молча опрокидывал, не дожидаясь остальных.
— Генпетрович, тебе ж лететь завтра, — испуганно вякнула Верка, но он только посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом и не ответил.
— И правда, может, ляжем пораньше? — осторожно предложила я. — Вам выспаться надо. Да и мы устали.
Последнюю фразу говорить явно не следовало.
— Устали, гришь? — медленно сказал Генпетрович. — Стало быть, устали… Ну ладно, спать так спать.
Я предложила ему лечь на кровати или хотя бы взять мой спальник, но он отмахнулся и вышел в зал ожидания, прихватив подушку-думку и покрывало.
Помявшись, Верка подобралась ко мне и шепнула на ухо:
— Лен, а мож, ты в мешке, а?
Меня передернуло.
— А если он вернется? — криво улыбнулась я. — Ну там воды попить или еще зачем-нибудь? Не боишься?
Верка испуганно ойкнула и отскочила от меня, как от змеи.
Убрав со стола и помыв в тазике посуду, она медленно разделась и залезла в кровать. Костя наблюдал за стриптизом, довольно ухмыляясь.
— Пошел вон, — прошипела я.
— Скажите, пожалуйста, — фыркнул он и вышел в помещение кассы.
Я легла, отодвинувшись на самый край, лишь бы невзначай не коснуться ее пышного тела. Начав читать про себя молитву, я услышала из-под кровати тихий звон и уснула на полуслове.
Мне снилось, что я вишу над пропастью, уцепившись за сухую ветку накренившегося дерева. Корни его многозначительно потрескивают, а далеко внизу бурлит река. Я пытаюсь крикнуть, но издаю только едва слышный сип. Онемевшие пальцы вот-вот разожмутся, черный ужас накрывает с головой…
Наверно, всю ночь я провисела на самом краю кровати, отсюда и сон. Во всяком случае, проснувшись, я обнаружила себя в таком положении, что достаточно было слегка пошевелиться, чтобы полететь на пол.
Ходики показывали половину одиннадцатого. Генпетрович, должно быть, давно улетел. Верка с Костей сидели за столом, держась за руки, и нетерпеливо поглядывали на меня.
Выгнав Костю за дверь, я привела себя в порядок и вышла к умывальнику.
— Погуляешь?
Сплюнув зубную пасту, я обернулась. Костя стоял чуть поодаль и невинно улыбался. Я прополоскала рот, наскоро вымыла лицо. Промелькнула мысль о завтраке, но зайти в дом и сидеть за столом под взглядом одуревшей от страсти бабы — это было выше моих сил. В кармане джинсов лежало несколько купюр, и я повернула в сторону магазина. Очень хотелось врезать Костику как следует и куда следует или хотя бы сказать все, что я о нем думаю, но… Я знала, что сделать этого не смогу. Вот не смогу и все.