Чертова погремушка (СИ)

Усевшись поудобнее, я положила руки на струны и вдруг увидела в зеркале отражение дьявола. Он полулежал на спинке кресла, привалившись к стене, и покачивал ногой. Наш взгляды в зеркале встретились, и он подмигнул мне. На мгновение я замерла, гитара в руках показалась омерзительной гадиной, но когда я сморгнула, дьявола на кресле уже не было. А Никита между тем смотрел на меня с доброй снисходительной усмешкой — так взрослые смотрят на ребенка, который захотел продемонстрировать гостям свои таланты.

Мгновенный страх — а вдруг ничего не выйдет? — и вот…

«Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон…»

Глаза Никиты — изумленные, завороженные, с каким-то новым интересом ко мне, чуть пугающим и необыкновенно приятным, возбуждающим. Я пела один романс за другим, нежась в мягком, чувственном бархате своего голоса. А потом…

Это была странная ночь, дикая и сумасшедшая. Ничего похожего между нами еще не происходило. Сказать, что мне было хорошо — нет, это слово явно не годилось. Что-то совсем другое. Скорее, подходили слова из глупых дамских романов про «необузданные страсти». И дело было вовсе не в алкоголе. Я никогда не пробовала наркотики, но почему-то мне показалось, что их действие было бы похожим.

«Я — сирена», — мысль растворилась в звенящей истоме, и я уснула на Никитином плече.

А вот утро было нерадужным. Никита еще спал, я выбралась из-под его руки и поплелась на кухню. Все тело ломило, голова гудела, как большой набат, во рту пересохло.

— Похмелье, — объяснила я сама себе, налила в чашку куриный бульон и поставила греть в микроволновку.

Но дело было не в похмелье. Точнее, не только в нем. То, что произошла вчера и потом, ночью… Да, это было необыкновенно по ощущениям, по накалу страсти, но беда в том, что мы были как будто каждый сам по себе. Не вместе. Каждый — для себя, а не для другого. И этого до сих пор с нами тоже никогда не было. Как говорила одна моя знакомая, секс без страсти — это супружеский долг. А секс без любви — просто порно разной степени жесткости.

Пожалуй, именно оно и было — порно. Ни нежности, ни открытости, ни доверия. Ничем не прикрытое, яростное, животное наслаждение. Хотя нет, то, что происходит между животными, — естественно и безыскусно. То, что произошло между нами, было разнузданно-порочным. Я всегда была уверена, что в отношениях двух любящих друг друга людей не может быть грязи — что бы они ни вытворяли за закрытыми дверями спальни. Но ключевым словом здесь было «любящие», а мы — любящие друг друга! — в эту ночь словно стали друг другу чужими, незнакомыми, стремящимися только к физическому удовольствию. И было в этом удовольствии — не тогда, ночью, а теперь — что-то мерзкое. Почему-то я вдруг вспомнила того незнакомого мужчину в тамбуре поезда, ползущего по тайге. Вспомнила, как чуть не залезла в постель к брату. К горлу подступила тошнота.

Так вот какие струны отзываются на мой «волшебный» голос — я нисколько не сомневалась, что дело именно в нем. Нет уж, спасибо. Не хочу я больше такого.

— Ну и дура!

Дьявол материализовался из ниоткуда в долю секунды, как на плохо смонтированной кинопленке. На нем был плохо сидящий опереточный фрак и черный шелковый плащ с красным подбоем. Подойдя к пискнувшей микроволновке, он достал из нее чашку и сунул мне под нос.

— Твой бульон прокис.

В омерзительно воняющей мутной жидкости копошились жирные опарыши.

Я зажала рот рукой и едва успела добежать до туалета. Вывернувшись наизнанку, спустила воду, в ванной вымыла лицо, прополоскала рот и вернулась на кухню в надежде, что адово отродье исчезло.

Ну да, как же. Дьявол сидел на столе и попивал все из той же чашки. И хотя мой желудок уже был абсолютно пуст, он все равно попытался покинуть меня еще раз.

— Ну ты и сволочь, — прошипела я крайне непочтительно.

— Вы забываетесь, девушка, — улыбнулся он. — Но это даже забавно. Настолько забавно, что я это терплю. Смешная маленькая козявка.

— Терпишь ты, как же. — Удивительно, но страха не было. Ни капельки. — Тебе же в кайф человека задурить, чтобы он сам продался. А запугать — нет, это ж никакого удовольствия. Что, не так?

— Думаешь, ты такая умная? И никто, кроме тебя, этого не понимает? Прекрасно понимают. Но «хочу» — такое слово… как бы тебе это объяснить? Ну, думаю, ты в курсе. Что, не так? — он сказал это моим голосом и даже с моей интонацией — один в один.

Я отвернулась.

— «Хочу», птичка моя, — краеугольный камень вашей жизни, — менторским тоном продолжал дьявол. — Ради «хочу» люди идут на все. Долг, любовь — это все нонсенс, чепуха. Так сказать, реникса[2]. Человек поступает только так, как хочет. Как ему выгодно и удобно.

— Да прямо, — буркнула я. — А когда заставляют? А когда человек собою жертвует ради другого?