Взял третью. Подержал. Задумался. Понюхал: не отравлено. Поставил на место. Что-то определенно было не так. Огляделся, ища подвох. Ему ответили встревоженные взгляды подельников. Вид чертовидца внушал нешуточное беспокойство. Тот словно находился в баре, где его под столом вдобавок ублажала красотка. Казалось, он совсем не торопился.
– Что ты задумал? – Балда так разнервничался, что даже волосатые ладони защипали от пота. – Я же сейчас выиграю. Р-раз – и победа в чум!
В зеленоватых бусинках глаз Боягуза отразился суеверный страх.
– А вдруг… а вдруг он уже их выпил… а мы не видим?!
Калач склонил голову вбок, но так ничего и не узрел. Два бокала всё еще содержали в себе полный объем «Злата Польши».
– Человек не может быть шайтаном, чел.
Булат между тем поймал ртом остатки пены и рыгнул, выдохнув пары хмеля. Первая готова.
– Сушило-то как. Не боитесь, рогатые, обгоню. – И он, как ни в чём не бывало, накрыл освободившимся бокалом из-под пива последнюю рюмку Балды, взяв ее таким образом в стеклянный плен.
– Э… А что это?.. – не понял рыжий чёрт. Он потянулся к бокалу противника, чтобы убрать.
Булат с загадочной ухмылкой шлепнул его по лапе. Попался, кретин!
– А, а, а! Касаться можно только своей тары. Всё остальное трогать или использовать – ни-ни.
Черти будто окаменели. У каждого в широко распахнутых глазах стоял один и тот же дерьмовый вопрос.
– Чел, выходит, я не могу даже стол потрясти? – Калач напрочь позабыл про сломанную лапу.
– Неа. – Булат взялся за второе пиво. Пил на этот раз быстро и без выкрутасов.
– И сбить бокал чем-нибудь тоже нельзя? – уточнил Боягуз.
– Ну что сказать? И это против правил.
Мгновение ничего не происходило, а потом черти словно с цепи сорвались. Они орали, ругались, брызгали слюнями и обвиняли друг друга в поддавках, плохо сваренном самогоне и еще бог весть в чём.
Булат закончил со вторым бокалом и через силу добил третий. Господи, ну и тяжесть. Он покинул стул, взял Костяную и оперся на нее. В животе булькнуло.
– Я жду,
Нечисть в страхе притихла. Наступил момент расплаты. Каждый вдруг ощутил, насколько прикипел к собственной шкуре.
– Конечно, конечно, о желтоглазая и непобедимая бестия! – Балда вскочил, завел руку за спину и вернул ее уже вместе с листом. Заколдованная бумага легла на стол. – А отпусти нас, а?.. А мы тебе за это службу сослужим.
– Да на кой хрен вы мне нужны?
– А вдруг оказия. – Балда полез пальцами в пасть, вогнал грязные ногти в десну и с неприятным, подсасывающим звуком выломал коренной зуб. Боягуз и Калач с неохотой последовали примеру вожака. Еще два раза чавкнуло. На лист опустились три моляра, напоминавшие подгорелые остатки попкорна, превшие до этого в сыром мясе. – Беда приключится – кинь их в кипящую кровь. Лучше всего в свою, конечно. Ну, или разгрызи как аспирин. И мы всё сделаем честь по чести.
Булат подобрал зубы и подбросил в руке. Хмыкнул. Убрал во внутренний карман «косухи», подальше от «неломак». Должники всегда нужны. Но потом, когда Бессодержательный сдохнет, он из этих рогатых кретинов всю душу вытрясет.
– Может, и сгодитесь на что. Но отныне забудете вкус человеческой крови и перебиваться станете чем Бог пошлет: малиной, берестой или булкой просроченной. Это ясно? А теперь замрите.
Оробевшие черти застыли, боясь пошевелиться. Булат перехватил Костяную поудобнее и кончиком лезвия выцарапал у каждого на лбу по печатной литере: «Л», «Х» и «О».
– Что там, чел? Ругательство? Не круто. – Калач, которому досталась буква «Х», с озадаченным видом стер со лба кровь.
– Наградная аббревиатура – чтобы с вами дружки не водились. – Булат рассмеялся, сам не понимая, зачем это сделал. – А если серьезно: надурите – головы взорвутся. – Ложь далась легко, но он, к собственному изумлению, ощутил, что это вполне может оказаться правдой. Будто Костяная, испустившая в этот момент легкую вибрацию, стала гарантом его слов.
Черти, не сговариваясь, поклонились, точно обруганные актеры после фиаско на сцене.
– Долг прошедшей платежкой красен, – изрек Балда, изо всех сил пряча ненависть и злобу за фальшивой улыбкой.
– Валите уже, пока я не передумал.
Нечисть сейчас же порскнула в стороны, разбрасывая всё и опрокидывая. Даже Калач проявил завидное проворство, решив бежать через окно. Вскоре бесы покинули избушку и, петляя, скрылись в серебристом тумане, наполнявшем светлеющий лес.
Ни один из них не обернулся… и не забыл.
Булат подобрал лист Черномикона: в нём, словно за белым шумом, виднелся Лунослав, которого то и дело скручивало, будто металлическую вешалку, и растягивало; временами он напоминал вопящего под кровавым небом человека с картины Мунка «Крик».
– Держись, держись, братишка. Сейчас. – Булат вцепился в бумагу, пытаясь разорвать ее, точно пакетик с чаем, но заколдованная целлюлоза не поддалась. – Черт, такая и слона на скакалке выдержит. Ну-ка.