Чертовка для безопасника (СИ)

Она была полностью в курсе моей истории с Маратом, называла его “мерзким козлиной” и предлагала полный ассортимент женихов их провинциального города. Учитывая, что работала она дознавателем в прокуратуре, недостатка в мужчинах не было.

Папа был против отъезда, настаивая на дополнительной реабилитации.

Но я не стала его слушать.

И, переехав, старательно избегала всех упоминаний о том, чья я дочь.

Выводы из истории с Маратом я сделала логичные. Не факт, что полностью верные, но других не напрашивалось.

Мой отец - персона известная, вхожая к самому нашему всему… И я, как его дочь, тоже лакомый кусочек.

Правда, не настолько, чтоб ухаживать всю жизнь за мной, лежачей.

История эта невольно отразилась на моей жизни, заставив пересмотреть приоритеты.

Конечно, мужчины у меня после были, но очень недолго. В основном, одноразовый секс, короткий и невкусный.

Светка говорила, что мне просто не везет на мужиков, но я была уверена, что все дело в моем уродстве.

Из-за него не могу нормально раскрепоститься, даже раздеться не могу полностью!

Только с Кириллом получилось, да и то лишь потому, что он не спрашивал разрешения. Просто раздевал.

***

И вот теперь, сидя голышом на коленях крайне возбужденного мужчины, я уже даже не пытаюсь закрываться, не отвожу его пытливые пальцы.

И отвечаю на вопросы. Неудобные. Болючие. Раньше бы тут же сбежала, но сейчас…

— Это был твой парень? — мягкий выдох в шею, зубы легко скользят по плечу, только обозначая, не прикусывая еще.

— Да-а-а…

— Куда делся?

— Ах… Решил… Решил… Что ему не нужна девушка-инвалид…

Вот. Сказала. И надо же - не больно. Совсем.

Словно это все не со мной было.

Это какая-то другая Марта попала в аварию. Другая Марта мучилась от многомесячных болей, страдала, жить не хотела. Другая Марта переживала ужас от предательства близкого человека. Ее жаль, эту Марту. Наверно, она не должна была так страдать…

А я - другая.

Я дрожу в руках самого горячего в мире мужчины, я таю от его поцелуев…

— Он – дурак, — шепчет мне Кирилл, — идиот… Такую женщину проебал…

— Какую?.. — дышать тяжело, меня плавит от удовольствия, от нежности, руки, тяжелые, опытные, скользят, скользят по мокрой коже, а затем резко подхватывают и, не успеваю я даже вздохнуть, укладывают на деревянную столешницу.

Бессильно откидываюсь, цепляюсь за кромку стола, смотрю на чуть склонившегося ко мне мужчину.

Он красив, словно древнегреческий бог. Светловолосый, сероглазый, с тяжелой челюстью, жадным взглядом… Торс - результат активной жизни, вылепленный не спортивными нагрузками, а боевыми действиями, фигура не культуриста, а воина.

— Красивую до охерения, — коротко отвечает он, и слова эти ласкают, нежат не хуже, чем прикосновения, — сладкую, — продолжает он, резко срывает полотенце с бедер, и я тут же послушно перевожу взгляд на его готовый член, большой, ровный, эстетичный… — покорную, самую лучшую. — Кирилл дергает меня на себя за бедра и входит, плавно, неотвратимо, заполняя так правильно, так нужно сейчас, что я невольно выгибаюсь в пояснице и ахаю, — самую горячую. — Первое движение во мне отзывается чем-то болезненным, необходимым до дрожи, я это чувствую, но сказать не могу, только смотрю на него, склонившегося еще ниже, щедро трогающего меня обеими ладонями прямо по животу, по шрамам, — он, дурак, упустил такое…

— Дурак?.. — задыхаюсь от набирающих силу толчков, расторможенно раздвигаю ноги, чтоб еще глубже, еще больше! Так, как надо мне!

— Дурак… Я. Его. Найду. И. Прикончу. Хочешь? Хочешь?

Каждое его слово сопровождается резким на завершении движением, я теряю голову. Марево в глазах мешает видеть моего жесткого мужчину, слова воспринимаются сложно. Он что-то говорит… Про кого? Про Марата? Кто такой Марат? Я его лица не помню уже…

Шепчу еле слышно, уплывая в кайфе:

— Он – прошлое. Плевать... Забыть… Мое настоящее – круче.

— О, да, — слышу рычание своего ненасытного любовника.

И кончаю, умирая и воскресая в этом, новом для меня мире.

Глава 27

Глава 27

День, светло-серый, с неяркими легкими облаками, пропитан арктической прохладой. Я всё не могу привыкнуть к такому климату, вроде жарко, но раздеться нельзя.

Северная весна смотрит на меня, растрепанную, измученную и счастливую. Окунуться я не решилась, стою на крыльце…

Солнце в небе белеет, качается.

А я – лечу.

Когда в последний раз меня носили на руках? Не припомнить уже…

— Надо, — так говорит Кирилл, — а то брат скоро вернется. Нехер его обнажёнкой радовать…

Я не сопротивляюсь, он несет обратно в баню.

Легко так, совершенно не напрягаясь, сильный, очень сильный…

Ещё влажные волосы растрепано болтаются чуть ли не до пола, голова откидывается, словно шея разом становится слабой, не держит.

Мы идем через баню в спальню.

Белые простыни на кровати - прохладные. Их прикосновение к разгоряченной коже - отдельный вид блаженства.

Кирилл легко скользит по мне - вверх, лицом к лицу, опирается на локти, чуть касаясь, гладит грубыми пальцами по лицу, убирает волосы. Это почему-то ощущается даже интимней, чем то, что мы делали совсем недавно.