Чертовка или укрощение строптивой

Сглотнув, быстро отвернулся от девчонки, и поспешил под холодный душ. Знатно прополоскавшись водичкой, вернулся в комнату, натянул на Васю свою футболку и лег на другую половину постели. Отрубился сразу.

Утро было эпичным. Притворялся спящим и наблюдал за моральными терзаниями гимназисточки, и смешной попыткой бегства. Если она считала, что её нервное копошение — это удачный способ уйти по-английски, то я не знаю даже…

— Далеко собралась, прекрасная? — не выдержав, дал понять, что я уже не сплю.

Глава 5

Василиса

Сверлим друг друга глазами. Моя рука горит огнём от хлесткого удара. Его щека тоже.

Хочу добавить еще что-нибудь едкое, гадкое.

— Че-е-рт! Васенька, прости! — говорит мне он, подаётся вперед и сминает мои губы.

Эффектно затыкает меня своим языком. Ну вот и всё!

Ну зачем он так? Всхлипываю.

«Васенька», чтоб его! Когда это было-то? В какой реальности параллельной я была для него «Васенькой»? Эта обманчивая нежность бьет по оголенным нервам, как разряд тока. Так, что хочется в этой фальши раствориться вновь, как тогда, когда я только поверила, что вытащила свой лотерейный билет и счастлива до умопомрачения.

Я повержена. Волна возбуждения шарашит вниз живота, пока я судорожно вцепляюсь в его плечи. Первая мысль — оттолкнуть, тут же проваливается в небытие, как и мое желание сопротивляться.

Ну почему я такая тряпка? Почему я не нашла себе какого-нибудь за эти пять лет, чтобы не быть сейчас такой оголодавшей? Уже от одного поцелуя с ним готова кончить.

Глажу его язык своим языком, пока он всасывает поочередно мои губы; также неистово отвечаю на его безжалостную атаку, которая внезапно сменяется нежностью, стоит мне только прекратить брыкаться.

Остатки здравого смысла отчаянно семафорят, пытаясь напомнить о былом. Он предатель, предатель. Ненавижу! Ненавижу его!!!

Он слишком много обо мне знает, я опрометчиво ему доверяла и открыла многие свои уязвимые стороны. Эта беспринципная сволочь уж точно воспользуется этим знанием, чтобы на меня воздействовать. Сейчас уложит на лопатки, добьётся своего, пережует и выплюнет.

Что же я творю?!

Не смотря на туман в голове, эта неприглядная истина меня отрезвляет.

Пока Егор искусно выцеловывает узор на моей шее, я отчаянно жмурюсь, борясь с желанием мартовской кошки, выдыхаю через нос, вспоминая об уроках самообороны.

Да уж, уроки женственности теперь забыты мной напрочь. Как и длинные юбки.

Наша нефтяная корпорация не скупится для сотрудников на всякие плюшки. Бассейн, школа дзюдо, источники, санатории, и прочие прелести по льготным ценам.

Я же хожу в тир и оттачиваю навыки самозащиты по средам, в будни за Ксюшкой могут приглядеть мои родители. Она почти всегда с ними. Да и я часто ночую в родительском домике.

Чему же там учил нас инструктор? Самый действенный удар — по яйцам. Но я не решаюсь заходить так далеко, хоть и искушение огромно. Врубаю ногой ему по голени. Пусть спасибо скажет, что шпилькой ему не зарядила.

От неожиданности Егор ревет, сгибается, хватаясь руками за ногу. Я свободна. Времени нет, чтобы сориентироваться, где там мой синий "Лифчик"? Да и рассекречивать его не хочется. Бегу сквозь дворы к Гудвину. В торговом центре всяко есть, где затеряться. В туалете, например, или в зале кинотеатра.

Проклятые туфли, как, впрочем, и узкая юбка, так и норовят мне устроить подлянку. Спотыкаюсь, но бегу, не рискуя оглядываться назад, чтобы убедиться в наличии или отсутствии погони.

Не притормаживая, влетаю внутрь здания, мчусь к эскалаторам, и на втором этаже целенаправленно двигаюсь в сторону дальнего углового туалета. Запах бургеров и кофе тревожит обоняние. Понимаю, что я до жути голодная. Сейчас бы большой и вредный саб во все тридцать сантиметров. Глотаю слюну, и игнорирую возмущение желудка. Потом, — обещаю себе.

Заскакиваю в тайную комнату, пугая единственную даму своим видом "ведьмы без метлы". Глянув в отражение, охаю. Растрепанные волосы, опухшие губы, безумный блеск глаз и пунцовые щеки, несмотря на то что у меня нет проблемной (не загорающей, а только сгорающей до красноты) белой кожи, как у матери.

Благодаря папиным генам я могу загорать хоть до шоколадного оттенка шкурки, но никогда этого не делаю. Все хорошо в меру. Я предпочитаю быть бледнолицей.

Хороша чертовка, отмечаю сама про себя. Включаю воду и пытаюсь охладить мокрыми ладошками свои ланиты.

Вот же странная штука жизнь. В тридцать выглядеть если не на двадцать, то на двадцать пять, точно. Ведь красотка же!