Чертовка в Академии магии

— Ты последняя, Мирта, — Тарми снова недоволен, но обходится без упрёков. — Группа в сборе, идёмте.

— А почему мы едем ночью? — капризно спрашивает одна из первокурсниц.

Да, кстати — почему?

— Чтобы не тратить на дорогу светлое время суток. В темноте работа на раскопках приостанавливается. Если мы поедем завтра, то прибудем к вечеру. Переночевать в лагере и снова уезжать? Группы всегда выезжают после ужина. Приедем к утру, два дня в Зеркальном комплексе, и также ночью возвращаемся, чтобы успеть к завтраку и первой лекции. Ещё вопросы?

Мы доходим до ворот.

Я как шла последней, так и последней оставляю запись в журнале: имя, дата, время, «студентка Мирта Андрас академию покинула», подпись.

Глава 34

За воротами нас ждёт большая крытая повозка, этакая широченная платформа на колёсах, и на дугообразном каркасе натянут крепкий тент от ветра. Или от дождя. От области к области климат меняется, а где расположен Зеркальный комплекс, я не знаю. Моё упущение, однако. Ничего, сейчас расспрошу.

— Шустрее, — поторапливает Тарми, подаёт пример и первым запрыгивает в нутро повозки.

— Лошади в темноте не заблудятся? — спускаться придётся по дороге, лентой вьющейся вокруг скалы, иными словами, над пропастью.

Возничий фыркает почище коня. Наверное, не первая его поездка. Я напрягаюсь, ведь скинуть повозку — это почти идеальный несчастный случай, но всё равно забираюсь внутрь, ведь отказываться от поездки я не собираюсь. Я вдруг ловлю себя на том, что делаю ровно то, что когда-то сделал папа. Когда-то он вопреки логике и здравому смыслу поставил на кон наши жизни и отправился сюда, в колонию, чтобы… Испытать себя? Доказать, что может? Я никогда не осуждала папу за это, но его поступок не казался мне правильным. А теперь я точно также ставлю на кон свою жизнь и отправляюсь на раскопки.

Под тентом на цепи покачивается тусклый фонарь, разбрызгивает желтовато-мутные пятна света. Внутри повозки тесно, пахнет мышами, на полу лежат тонкие тюфяки, и между ними узкий, шириной с ладонь, проход. Двое успели не только облюбовать тюфяки, но и достать из своих дорожных сумок пледы. У меня с собой пледа нет.

Свободный тюфяк остался один. Я едва успеваю сесть, повозка издаёт надсадный скрип и плавно трогается с места.

У меня накопилось немало вопросов…

— Спокойной ночи, мальчики и девочки, — Тарми, вскидывает ладонь и магией гасит фонарь, повозка погружается во тьму.

Хм, задать вопросы мне не светит.

Скрип повторяется. Я чувствую, что повозка начинает двигаться под уклон.

— Тарми, ты ведь пошутил про сон? — спрашивает кто-то слева.

— Пошутил? Нет, ребят, я абсолютно серьёзен. Постарайтесь отдохнуть. Или хотя бы не мешать тем, кто будет спать. Иначе я, ребят, разозлюсь, — в темноте слышно, как Тарми широко, с удовольствием зевает.

— И что будет, если ты разозлишься?

— О, я начну рассказывать вам страшные сказки. Например, вы помните, что мы едем сейчас по серпантину. Месяц назад случилась трагедия. Лошадь оступилась, и…

— Не надо! — истерично выкрикивает соседка.

Тамри заливисто смеётся, а, отсмеявшись, повторяет:

— Спокойной ночи.

Если повозка полетит вниз, я ничего сделать не смогу. Это будет означать, что я просчиталась. Я на ощупь достаю из сумки куртку, накину вместо одеяла. Устраиваю сумку под головой, ложусь, укрываюсь.

Телега покачивается, поскрипывает. Тьма непроглядная. Если снаружи хоть какой-то свет дают звёзды, то через тент он не проникает. Ночь полна звуков. Кричит хищная ночная птица, воет вдали койот, мерещатся неясные шорохи. И раздаётся храп. Тарми последовал своему же совету и заснул.

Я прислушиваюсь к дыханию соседей. Похоже, кроме нашего куратора, никто не спит, но перешёптываться не осмеливаются, и я ребят понимаю. Под завывания пустынных волков выслушать историю, как недавно на маршруте дикие звери задрали путешественником, я точно не хочу.

Ощущения меняются. Видимо, повозка достигла подножия скалы, и теперь мы едем по ровной дороге. Повозка всё также покачивается, её мерный ход убаюкивает, и я неожиданно для самой себя засыпаю, причём крепко и без кошмаров.

Выспаться не получается по другой причине. Над головой Тарми бодро и раздражающе жизнерадостно объявляет:

— Утро доброе, мальчики и девочки! Встаём, шевелимся. Кто хочет романтики — топайте на восточную стену, на небе ни облачка, восход обещает быть очень красивым. Давайте-давайте, работы начинаются через час.

Я со стоном выбираюсь из-под куртки. Тело затекло от неудобной позы, на щеке, по ощущениям, пропечаталась ручка сумки. Потянувшись, я медленно сажусь. Из повозки выбираюсь одной из последних.

Послушать совета и пойти полюбоваться восходом? А почему бы и нет?

— Доброе утро, Гала, — здороваюсь я, столкнувшись с приятельницей нос к носу.

— Доброе, — отзывается Гала без прежнего энтузиазма. То ли в дороге умоталась, то ли осознала, что «дружба» со мной ей не так полезна, как ей представлялось изначально.