Читаем Чертово колесо полностью

И перекрестился. Он впитывал впечатления, которые, казалось, вытесняют все прошлое. Он думал, что знает жизнь, а оказывается, и не видел ее вовсе. Общительные девушки уже освоились и бойко чесали по-английски.

— Как шпарят! — с завистью сказал Сатана. — Эх, говорила мне в детстве учительница — учись! Подмолот тут можно выпить или как?

Сатана полез в чемодан, нашел там таблетки и стал раскрывать пачку под столом, рискуя привлечь внимание спутников по купе — длинного голландца с сигарой и негритянки в необъятных шортах.

— Иди лучше в туалет, — посоветовал ему Нугзар.

Сатана дернулся, но высыпал таблетки на стол, косясь на попутчиков. Ничего особенного, лишь голландец искоса зыркнул из-под очков да негритянка прошлась по Сатане равнодушным взглядом.

— Эвропа! — сказал Сатана, заглатывая таблетки без воды и поднимая большой палец. — Эвропа — гуд!

— Вери гуд! — склонил голову голландец.

Тут в проеме дверей показалась фигура в мундире, за ней еще одна. Сатана поперхнулся и, прикрыв лапой полстола, испуганно перевел взгляд с контролеров на Нугзара:

— Псы? Менты?

— Нет, билеты проверяют. Не дергайся! Видишь, всем до фени!

Контролеры вежливо улыбались и весело щелкали своими шипчиками:

— Плииз!.. Сэнкю!.. Плииз!.. Сэнкю!..

Поезд подходил к Амстердаму. Горели витрины, фонарики, гирлянды, плафоны, рекламы. Световые шрифты бегали по зданиям.

— Что, праздник у них какой? — поинтересовался Сатана, расправившись с таблетками.

Нугзар, глядя в окно, усмехнулся:

— Да нет, не думаю. Обычный день. Наконец они увидели каналы.

— Как в Ленинграде! — воскликнул Сатана. Вдруг все закопошились и стали снимать вещи.

— Видно, приехали, — сказал Сатана, тоже застегивая змейку на сумке, когда-то принадлежавшей замученному гинекологу. Вопреки правилам, он оставил ее у себя, посчитав счастливой.

— Амстердам! — возбужденно сообщили девушки из группы. — Центральный вокзал! Приехали!

Поезд прогрохотал под чугунными мощными сводами. Никто не давился и никуда не лез. Все спокойно покинули вагоны. Тележек тут почему-то не было, и Сатана проворчал: «Говорил, надо взять с собой!». Друзья подхватили вещи, помогли вылезти девушкам и, слившись с людским потоком, направились к выходу. Надо было пройти пару улиц до отеля «Кабул», где зарезервированы номера для всей группы.

Они вышли на небольшую площадь перед вокзалом. Сатана восхищенно застыл. Нугзар тоже полез за сигаретами.

— Ты сколько раз из зоны выходил? — спросил он у Сатаны.

— Три. С малолеткой — четыре.

— Считай, в пятый выходишь!

Их вначале охватило волнами звуков, потом дошло изображение. На площади что-то происходило. Слева человек десять полуголых негров танцевали под удары большого гонга — по нему с размаху бил палкой желтый пигмей в чалме, горланя что-то без слов. В толпе крутились негритята с банками, полными мелочи. Дальше играла рок-группка (динамик и ударник — в кузове грузовичка). За машиной торчал разноцветный лоток, где молодая женщина с татуированной щекой ловко делала бутерброды с рыбой. Там же — палатки, увешанные всеми флагами мира. Бил свет, и сверкало стекло бутылок.

В середине площади сидели, лежали, целовались, что-то продавали и покупали, играли на гитарах, бродили, смеялись, смотрели, спали люди всех цветов. Стояла огромная, украшенная тюльпанами шарманка, на ней ходили в менуэте фигуры метровых дам и кавалеров, а ручку крутил старик во фраке с цветком в петличке. Прохожие кидали ему мелочь в цилиндр. Если кинуть бумажку — шарманка начинала играть мелодии битлов, а дамы переходили на шейк.

У перил на коврах и циновках — горы сувениров, а каждый торговец — сам как сувенир: его можно долго-долго рассматривать. Джинсы, волосы, татуировки, очки, банджо, рюкзаки, спальные мешки, гитары, матрасы, спины, ягодицы, голуби, сосиски, пивные банки, дети, там-тамы, мячи, шарики…

Вдоль площади тянулся канал. Чугунная изгородь курчавилась от привязанных к ней велосипедов. Вековые деревья тоже опутаны цепями, на которых цепенеют велосипеды. Дальше мост переходил в улицу. Вся она похожа на яркую горящую ленту, а среди трамваев и велосипедов медленно ползли разнообразные автомобили.

— Вот это да! — вырвалось у Сатаны, а Нугзар, толкнув его в бок, указал на площадь:

— Смотри, они все что-то заделывают!

Действительно, многие, сидя, стоя или склоняясь, крутили самокрутки, что-то ворошили, пересыпали, поджигали на фольге. Сатана восхищенно потянул носом. И тут перед ним возник худющий негр:

— Хероин? Хаш? Грае? Кока? Крэк?

— Морфий, — ответил ему Нугзар.

— Морфий? — переспросил негр и развел руками. — Ноу морфий!

— Очень жаль, тогда иди, — сказал ему Нугзар, а Сатана дернулся следом:

— Куда ты его отпускаешь? Это же барыга!.. У него есть кайф!.. Кинуть надо!

— Этих барыг вон сколько, — засмеялся Нугзар, указывая на негров с косицами, которые возле моста предлагали прохожим свой товар. — А ты не верил Лялечке!

— Мы в раю, Нугзар! — прошептал пораженный Сатана, глядя, как кто-то спокойно покупает пакетики, и тут же, у парапета, стоят два величественных полицейских с гвоздиками в петлицах и дымят ароматными трубками.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза