Читаем Чертово колесо полностью

А Майсурадзе внимательно проводил застывшим взглядом ее бедра, допил боржом из ее стакана и подумал о том, что когда, наконец, у него будет свой большой дом, он обязательно возьмет туда эту беспризорную женщину, научит ее жить, даст ей денег, если, конечно, она будет хорошо исполнять свои обязанности. Ноги у нее, может, и коротковаты, но зато лицо, грудь, губы! И еще язычок и зубки! Он вспомнил, как она, дописав заявление, покусывала ручку и облизывала губы… Насчет губ сучонок Бати прав, губы классные…

Войдя, Мака спросил с порога:

— Что это?

— Что? — очнулся майор.

Мака поднял со стула, где только что сидела Нана, черную сумочку.

— Она, наверное, забыла. Пойди отдай… Хотя стой! Дай сюда! — И майор, высыпав на стол содержимое, принялся шарить в нем. Огрызок карандаша для век, румяна в старенькой коробочке, обрывки каких-то затертых бумажек и билетов… Восемь рублей… В косметичке — резинки для волос, заколка, разорванная цепочка с крестиком, три сигареты, пинцет, пилочка…

В этот момент дверь открылась. Это была Нана.

— Я забыла сумочку, — начала она, но осеклась, увидев, чем заняты майор и капитан.

Мака смутился, а Майсурадзе как ни в чем не бывало ласково ответил:

— Да? Ваша? А мы как раз пытались узнать, кто это забыл. Думали, документы найдем, известим… Забирайте! — И он начал сгребать всю ерунду обратно.

Вдруг взгляд его упал на маленький, неприметный газетный комочек, застрявший в створках складного зеркальца. Майор развернул его:

— А это что?.. — Сунул нос в пакетик. — Никак анаша?!

Нана с ужасом вспомнила, что пару недель назад, когда они с Ладо шли куда-то, он, боясь облавы, бросил это ей в сумочку, потом неожиданно куда-то исчез «на минутку», а она, видно, забыла о пакетике. И вот…

— Это что? — поднял на нее глаза майор, нюхая комочек.

— Н-не знаю! — пролепетала Нана.

Мака непонимающе смотрел то на нее, то на Майсурадзе.

— Не знаешь? А я знаю! Это анаша!.. Наркотик! — заорал майор и хлопнул по столу. — Ты, оказывается, наркоманка?! Значит, правильно говорил Бати! А ну, сесть! Пиши сейчас же, откуда у тебя анаша, сколько лет и с кем употребляешь, где достаешь! И про ёбыря своего, этого барыгу и морфиниста, тоже пиши все подробно!

Мака смотрел на Нану, подняв очки на лоб. Он ничего не понимал. Если майор подкинул пакетик, то зачем? И когда он успел? В то, что анаша была у Наны в сумочке, Мака поверить тоже не мог.

— Я ничего не знаю… Этого там не было… Это не мое… Это кто-то положил туда! — шептала Нана, почти теряя сознание.

— Ах, это мы, значит, подложили! — взревел майор. — Стерва ты этакая! Сейчас отвезем тебя в наркологический! То-то я смотрю, рот у нее сохнет! Анашистка! Мерзавка! В милицию с товаром пришла! Вот наглость! Она и есть главная барыга! Сколько их было в нашем городе? Света, Марина, Иза, Сирануш и вот теперь Нана! Прав, прав Бати — ей, видно, кольца за кайф давали, а она их решила продать! Так или нет?.. — грозно уставился он на нее. — Пол-Грузии отравила, а теперь овечкой прикидываться вздумала! Нина Святая, тихо сижу, шаль вяжу, ничего не знаю!

Крича все это, Майсурадзе встал во весь рост. Мака по-прежнему недвижно смотрел то на него, то на Нану. Он ничего не понимал. Она тоже продолжала стоять.

— Сесть! — заорал майор. — А ты зови понятых! Живо!

Мака молча отправился из комнаты. Майор ходил по кабинету. А Нана сидела в шоке. Губы у нее действительно пересохли, она захотела выпить глоток воды, но стакан был пуст. Попыталась взять сигарету, но майор злобно зашвырнул сигареты в стол и захлопнул ящик, а потом еще и выключил вентилятор, отчего угрожающе навалилась тишина и стал отчетливо слышен каждый скрип стола и шорохи за дверью.

Все, что делал теперь майор, стало вдруг очень угрожающим. И Нана испугалась до холода в груди. И что самое главное — она-то знала, что это не они подбросили… Врать ей всегда было трудно, а сейчас…

Открылась дверь, и за Макой в кабинет протиснулись те же понятые, что и раньше. Увидев их, майор обозлился — вот дурак! Привел их обычных кивал — киоскера из газетной будки и уборщицу из соседнего магазина, которым платили по сто рублей в месяц за их труд, хотя уборщица едва умела читать, а киоскер еще с войны страдал жестокой глухотой. С другой стороны, сумочка уже обыскана, и звать настоящих понятых тоже не по закону. А майору вдруг ужасно захотелось обставить все «по закону».

Взглянув на женщину, Майсурадзе понял, что она дошла. Надо срочно оформлять. Протокол — великая вещь, бумага с подписями!

И майор вытащил из ящика новый бланк и стал быстро-быстро его заполнять… Недавно по телевизору говорили, что профессия милиционера делает человека черствым, подозрительным, склонным видеть всюду преступления и ложь, не верить людям… Да как же верить? Идешь брать наркушу — а натыкаешься на грабителя и убийцу! Разговариваешь с изнасилованной женщиной — а она, оказывается, барыга, даже в милицию с анашой явилась, сучка!

— Вот, видите, тут анаша? Ее нашли у этой женщины при обыске. Ясно? — рявкнул майор на понятых.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза