Читаем Чертово колесо полностью

Без машины такое дело тоже не провернуть. Ведь Анзора надо не только наказать, но и выпытать, где мацанка. Если бы просто наказать — то Ладо мог бы и один, как это было с одним ублюдком, сотрудником его жены, который вздумал приставать к ней. Отвел его в сторону и без долгих объяснений прострелил ногу, хотя одолживший ему оружие сосед советовал прострелить обидчику обе коленные чашечки, чтобы тот всю жизнь сидел в кресле. Нет, хватило и ноги — субъект провалялся в больнице три месяца и, выздоровев, с прежней работы уволился. Бывали и еще случаи, когда приходилось драться или мстить, начиная со школы, и это давалось всегда непросто.

Мысли о школе сами собой протянулись к однокласснику Зуре.

«Вот кто поможет!» — оживился Ладо. После того, как тот начал писать повесть и приносить на правку, они немного сблизились, хотя были увлечены и заняты совсем разным: Ладо «барахтался в амигдале», Зура имел свои цели. В последнее время он ходил, окруженный молодыми, коротко стриженными бородатыми парнями не городского вида. Они собирались то у Зуры, то в других местах и, словно большевики на сходках, говорили о гнилости и скором падении империи, о власти, свободе, титульной нации… Печатали листовки, обзавелись средствами и оружием (до Ладо — через Зуру — долетали обрывки разговоров о покупке автоматов, гранатометов и боеприпасов у советской армии или где-нибудь в Туле, на оружейных заводах). Все это мало интересовало Ладо — ему бы не с империей, а с самим собой разобраться! Но сейчас Зура казался ему тем человеком, к которому можно обратиться.

Он поймал такси и поехал на Бахтрионскую, где в частном доме за железным забором жил Зура.

Калитка была открыта, во дворе — тот же хаос: стройматериалы, инструменты, тачка с цементом, обломки гробовых плит. Двери сарая открыты. Зура и похожий на него крепыш в сванской шапочке что-то рассматривали в углу.

— А, Ладо! Давно не виделись! Я заходил к тебе, жена сказала? Занес последние главы, — сказал Зура, набрасывая на что-то брезент.

— Да, мама говорила. Еще не успел прочесть, извини, только приехал. У меня проблемы. Надо поговорить.

Зура взглядом отпустил крепыша — тот отправился в другой конец двора, где начал складывать колотые дрова в поленницу Они сели за голубой столик столовского вида (который ребята приволокли в день рождения Зуры из соседней забегаловки). Зура сдвинул шапочку на затылок и молча выслушал рассказ Ладо о поездке и о кидняке.

— Теперь мне нужна твоя помощь, — закончил Ладо. Зура усмехнулся:

— Нет, пока нужно вот что!

И он не спеша нашел среди инструментов молот на длинной рукоятке, отправился в сарай и так же неспешно начал крушить аппарат Гуги, спрятанный там пару недель назад.

Ладо открыл рот от удивления. Крепыш тоже бросил дрова и молча наблюдал издали, как Зура мозжит аппарат. Превратив его в горку железа и стекла под измятым чехлом, Зура бросил молот и отдышался.

— Это — первое… А вообще — все твои беды от кайфа. Ты должен его бросить!

— Не могу. Ты же знаешь, мы говорили об этом.

— Человек может немало, если захочет.

— Ты прямо как коммунист стал рассуждать, — кисло пробормотал Ладо. — Человек — это звучит гордо!..

— У большевиков многому можно научиться… Если не в силах бросить совсем, то хотя бы стань хозяином. Кто служит кайфу — тот умрет. Но тот, кому кайф служит, — будет жить и радоваться жизни.

— Это ты или твой герой говорит? — невольно улыбнулся Ладо, тотчас почувствовав разбитую губу.

— Это царь Ираклий об опиуме пишет, в «Картлис цховреба»…[93] Всем бы стоило эту книгу сейчас перечитать, а то много развелось всякой швали… Кто, говоришь, этот Анзор?.. Где живет?

Ладо выложил, что знал, для чего-то добавив про мать гречанку и отца сапожника.

— Вот-вот… Греки, армяне, русские, турки, езиды, татары, сапожники, муши…[94] Все стали хозяева! Все, кроме грузин! Пора бы немного почиститься, а то уж оборзели все очень… — Зура помолчал, добавил: — Сидевший, называется… С человеком едет в поездку, вместе рискуют жизнью, а потом так нагло кидать! Ну ничего, он получит свое… Илико! — позвал он крепыша и что-то шепнул ему на ухо.

Илико ушел в дом. У Зуры были ячейки по всему городу. «Наверно, поручил узнать у своих, что за птица Анзор», — подумал Ладо и спросил напрямик:

— Как сделаем?

— Сделаем? Ты хочешь делать? — с удивлением посмотрел Зура. — А что именно?

— Ну, возьму пушку, если дашь, выведу из дома…

Зура молча ждал. Ладо, не зная, что говорить дальше, тоже замолк. Стрелять? Убивать? А потом? Приказать принести мацанку? Скажет: «Нету». Тогда что?

— Ты собираешься делать то, сам не знаешь что. Как это можно? Надо же иметь цель!

— Цель — забрать мацанку, проучить. Вот, губа кровит…

— Нет. Цель — отомстить, а на мацанку твою плевать… Помнишь, как тебя избили в туалете из-за Верико? — вспомнил некстати Зура.

— Я отомстил тогда.

— Да. Дал один раз по морде, а дальше домолачивали мы с Шавлегом.

— Но дал ведь!.. А тут дать мало — надо забрать товар, — не забывал Ладо.

Зура нахмурился:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза