Читаем Чертово колесо полностью

Парень, бросив кисть на траву, остался стоять в задумчивости. Двигаясь по двору беспечной походкой, Пилия отметил многочисленные сараи, амбары и птичники по всем углам. Дальше — обширный загон для скота. Большой сарай поодаль похож на мельницу. Еще дальше тускло поблескивают матовые крыши парников. У Пилии екнуло сердце.

Во дворе все чисто прибрано, блестят кузова вымытых «Нивы» и «шестерки». Дорожки выметены, беседка увита курчавым виноградом. Пока они в молчании поднимались по ступенькам, в окнах второго этажа мелькнули головы, почувствовалось движение. Дверь была открыта. В комнате у стола стоял крепкий жилистый старик в круглой шапочке на массивной бритой голове.

— Вы дядя Михо? — спросил майор.

— Я. Входите, гостями будете!

— Никаких гостей. Я — майор Майсурадзе, уголовный розыск. Вот ордер на обыск дома.

Дядя Михо посмотрел на него долгим взглядом.

— Оружие, драгоценности, деньги, наркотики — на стол! — отрывисто приказал майор, косясь на антикварный буфет.

Дядя Михо продолжал смотреть на него, не шевелясь.

— Вы что, не поняли? Предлагаю добровольно сдать оружие, драгоценности, деньги и наркотики. Я знал, что кахетинцы медлительны, но не знал, что они глухи…

Инспекторы разошлись по углам. Поочередно оглянувшись на каждого, дядя Михо выдавил:

— А в чем дело?

Рядом в комнате слышались какие-то звуки.

— Кто в доме? — насторожился майор.

— Семья, — кратко ответил дядя Михо и поднял глаза на майора. — Ничего у меня нет. Есть ружье охотничье, у жены два кольца. Все. Больше ничего не имею, — добавил он, глубокими глазами настороженно следя за непрошеными гостями. — А в чем дело?

— Ружье — на стол, — проговорил Пилия, открывая ящики буфета и заглядывая внутрь.

— Эй, принесите ружье! — крикнул дядя Михо, и вскоре второй верзила, похожий на первого, тоже пузатый, небритый и босой, грохнул на стол охотничью двустволку.

— Сын? — спросил Пилия.

— Да.

— Зови их всех сюда, — приказал майор. — И говори, где у тебя растет мак! Учти, нам все известно.

— Мак? — переспросил старик. — За селом много в полях, сколько угодно.

— Как ты думаешь, мы, трое взрослых занятых людей, работников угрозыска, притащились к тебе в село просто так, хашламы поесть? — прищурился майор. — Мы ведь все знаем. Пол-Грузии опиухой снабжаешь. Ну-ка, веди в теплицу! Вы оставайтесь здесь, осмотрите дом, а я схожу с ним.

Майор первым вышел из дома. Дядя Михо нехотя и медленно последовал за ним, шаркая ногами и поправляя шапочку.

Они молча добрались до пристроек, причем майор чувствовал на себе пристальные взгляды из-за оконных занавесок. «Надо было всех в одну комнату согнать!» — подумал он.

В первой теплице росла клубника. Майор внимательно осмотрел хозяйство. Все в порядке. Во второй подрагивали на длинных стеблях гвоздики.

— Это все чужое, — пояснил дядя Михо.

— Как это чужое?

— Так. Пришли люди, взяли в аренду теплицу, я только ухаживаю. Садоводом оформлен.

— Этот дом и земля принадлежат тебе? Твои? Ну и все. И все, что на ней, — твое! — отрезал майор, которого обнадежили слова крестьянина (раз начинает отмазываться — значит, тут что-то нечисто!) Он повторил: — Все, что на твоей земле, — принадлежит тебе. Ясно?

Дядя Михо пожал плечами. В третьей теплице желтели цветочки огурцов. Майор, раздвигая кусты, прошелся вдоль грядок. Ничего, одни огурцы. Вышли наружу. Майор огляделся. Больше застекленных крыш не видно.

— А там что? — спросил он, указывая на сараи.

— Старые вещи, инструмент…

— Открывай!

В первом сарае стояли бутыли, лопаты, рассохшаяся давильня для винограда. Свалены ведра, ящики, бочки. Майор со злостью захлопнул дверь. Во втором сарае валялись запчасти от машин.

Они молча постояли в затхлом воздухе сарая, не глядя друг на друга. Майор, брезгливо касаясь пыльного железа, перевернул пару бамперов, ткнул ногой закоптелый аккумулятор, вытер руки платком. Выйдя наружу, огляделся.

— А это что? Мельница?.. Пошли.

— Зачем? Мельница старая. Не работает.

Майор видел, как слабо двигается старческий небритый рот.

— Пошли, — повторил и направился напрямую к мельнице.

Ноги вязли в рыхлой земле, и майор разозлился, что запачкал ботинки. Дверь была заперта.

— Ключ дома, — сказал старик. — Надо взять.

— Не надо, — коротко рявкнул майор, поискал глазами на земле, нашел какую-то железяку и сковырнул замок.

Когда вошли в предбанник, майор раздул ноздри: он уловил запах. Ничего подозрительного не увидел, но запах был явно странный. Майор пошел вдоль стен и вдруг почувствовал, что пол как бы вибрирует под ногами. Он начал внимательно осматривать его, потопал ногой. Наконец под грудой тряпья обнаружил люк. С трудом поднял крышку и замер от яркого света и сильного запаха, ударивших снизу. Майор обернулся к старику. Тот ошеломленно смотрел в люк, будто впервые видел его.

— Что это, мерзавец? — спросил майор и, достав из кобуры пистолет, полез вниз по крутой лестничке.

Под кварцевыми лампами ровными рядами рос мак. Зеленые головки растений — с мужской кулак.

— Ну-ка лезь сюда! — приказал майор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза