Читаем Чертово колесо полностью

— При чем тут ты? Я просто рассуждаю. Почему они тебя так быстро выпустили? Они ведь понимают, что ты всех предупредишь, что все попрячутся. Или затевают что-нибудь похуже? — сказал Ладо, а сам в первый раз подумал: «А если правда — Серго дал список? Раскололся, не выдержал? Нет, так нельзя думать! Он не мог… Сто лет его знаю… В детстве на баскетбол во Дворец пионеров ходили…»

Ладо чувствовал, как надвигается оцепенение, охватывающее его в тяжелые минуты, — он действовал, говорил, жил, а на самом деле внутри все застывало, как в спазме, хотелось уснуть, скинуть бремя мыслей, забыться, исчезнуть… Подошел Гуга. Узнав, в чем дело, длинно выругался:

— Сколько лет кайфую — ни разу псам не попадался! А на старости лет — вот тебе, пожалуйста! Дети у всех! Скоро внуков будем нянчить — а тут список!..

Не став рассуждать, кто стукач и чего можно ждать, он сразу решил:

— Надо прятаться. Я смываюсь. Аппарат нужно забрать у Шалико! Ладо, поехали к нему. А ты, Серго, обзвони всех, предупреди, чтобы смывались!

— Кого это всех? — уточнил Серго.

— Кого? Тебе лучше знать, кого! — с нажимом ответил Гуга.

— Ты на что намекаешь? — набычился Серго.

— Ни на что. Тебе же читали список. Кто там был — тех и предупреди.

— Стоп! — сказал Ладо, вмиг представив себе всю кошмарную сеть взаимных подозрений. — Так мы свихнемся! Дойдем до того, что станем подозревать друг друга… Учтите еще: все, кто таскается к Художнику — наркоманы, но не преступники. Ну, какой Арчил Тугуши преступник? Где гарантия, что если псы возьмут его за шиворот, он не расколется и не сдаст всех подчистую? Или Бати?.. Борзик?.. Да и мы что, преступники? — обвел он рукой всех троих.

— Конечно. Если бы кайф продавали в аптеках, то никто из нас не общался бы с ворьем, — поддакнул Серго. — Нужны нам эти сатаны и нугзары! Прошлый раз полжизни потерял, когда Рублевку кидали.

— А может, Художника взяли? Соседи настучали? Они ведь видят, что там творится! — предположил Гуга. — Запахи чуют… Никому, в конце концов, неприятно рядом с такой хатой жить, да еще в итальянском дворике. А собакам много надо? Явились и разбомбили Художника…

— Особенно их интересовал Бати, — вспомнил Серго.

— Ну да, у него есть деньги, — отреагировал Гуга. — Слышали, кстати — его дядю, Давида Соломоновича, гинеколога, на днях ограбили? Пропилили в крыше дыру, влезли с потолка, все забрали и смылись.

— Ничего себе! И много взяли?

— Разное говорят…

— Удивительный город — не успели вчера ограбить, как сегодня все уже знают! — невесело усмехнулся Серго. — Кто ограбил, еще неизвестно? Не Бати ли сам?

— Нет, куда ему! Он на это не способен, — вставил Ладо.

— Он на все способен.

— А может, его менты после ограбления поймали, а он и сдал всех? — начал развивать мысль Серго.

— Да, этот мог свободно всех заложить! — сказал Гуга. — Кто-кто, а он уж точно раскололся бы, если его взяли за яйца! И не особенно даже сильно. Помнишь, Серго, как он тебя бросил в ломке на море?

— Разве такое можно забыть? Он гадина, а не человек. На все способен! — ответил Серго, в волнении вытирая взмокшую лысину скомканным платком.

— Надо ехать за аппаратом, — напомнил Гуга.

— Про аппарат тоже знают, — сообщил Серго. — И в курсе, кто его привез…

— Как? И это?! — в отчаянии округлил глаза Гуга.

— Опасно идти к Шалико!.. А если он всех заложил?.. В ГПИ часто рейды проводят, там не только студенты, но и все доценты кайфуют… — предположил Ладо.

Гуга, подумав, ответил:

— Не исключено. Но у меня выхода нет — я должен забрать аппарат. Ты, если хочешь, оставайся, я поеду один…

— Поехали вместе.

Серго отправился звонить и предупреждать, а Ладо и Гуга поехали к Шалико Сванидзе. По дороге обсуждали свалившееся несчастье, прикидывали, где скрыться, что сказать дома и как вообще избавиться от угрозыска и беды. Пока они на свободе, надо что-то предпринимать — не сидеть же и не ждать, пока явится угрозыск…

— Знаешь что? — вдруг сказал Гуга. — Мы ведь собирались в Кабарду за анашой… Вот и поедем. Там сейчас мацанку[21] собирать начинают, самый лучший первяк…

Пособираем немного, посидим на гашише, слезем с иглы.

Рванем прямо завтра! Достанем денег, соберем старых шмоток — и вперед! Только что делать с ломкой? Не умереть бы по дороге…

Ладо сочувственно промолчал. Гуга сидел на игле плотнее его, кололся несколько раз в день, ездил в поисках ширки за сотни километров, в Кировабад, Грозный, Назрань.

Прикидывая, что нужно для поездки, подъехали к закопченному, как крематорий, корпусу, стоящему на отшибе плато Нуцубидзе.[22] Здесь снимал квартиру Шалико, вечный студент, родом из какой-то гурийской деревни. Огляделись, заперли машину. В лифте на Ладо накатил страх — а вдруг у Сванидзе засада?

Они долго звонили, топчась на площадке. Дверь не открывали, но за дверью ощущалось движение: скрип половиц, тихие слова и шаги. Спустя несколько минут выглянул Шалико, в трусах и босиком. Вид у него был обычный — опухший и растерянный. Вошли, не здороваясь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза