Я произнесла эти слова, чувствуя внутреннюю дрожь. По сути, сейчас я планировала насильственную смерть, и неважно, что речь шла о самоубийстве. Больных животных убивают, чтобы избавить от страданий. Когда Фриду сбила машину, дядя Яри пристрелил рысь. Подонок, под колеса которого она попала, даже не остановился, чтобы завершить содеянное. И я так никогда не узнаю, что же случилось на самом деле. Мы скрывали, что у нас живет рысь, поэтому не могли опрашивать соседей. Да и по большому счету разница между зверем и человеком не такая уж большая. Так зачем заставлять человека против его воли жить и испытывать страшные мучения?
Юрий поднял на меня грустный взгляд больших темно-голубых глаз:
— Ну, раз ты просишь…
— Не я, а Лайтио. Если бы не он, ты бы сейчас сидел в тюрьме.
— Я знаю. — Юрий подошел ближе и поцеловал меня в щеку.
— Не стоит. Давай будем просто друзьями. А сейчас я хочу спать.
Слишком хорошо я помнила горячие объятия и страстные поцелуи Давида. По сравнению с ними прикосновение Юрия казалось пресным, как безалкогольное пиво. Да, я занималась с ним любовью и даже получала удовольствие, но это было лишь детской местью Давиду. Я и сейчас не могла сказать, что он полностью вернулся в мою жизнь, но хотя бы знала, что он жив, и слишком хорошо помнила наше последнее свидание.
Юрий поднялся, тяжело вздохнув. Я сказала, что бабушка Вуотилайнен передала ему булочки.
— Хоть одна женщина заботится обо мне, — снова вздохнул он, поцеловал меня в лоб и пошел к себе.
На следующий день я села сочинять послание к брату Джанни. Я не слишком доверяла электронной почте, поэтому решила отправить бумажное заказное письмо, которое тот должен был забрать лично в ближайшем почтовом отделении. Я до сих пор не очень понимала, почему Давид так безоговорочно доверяет этому совершившему тяжкое преступление человеку. И также не могла принять отношений Давида с Богом. Может, он полагал, что Бог простит им самим совершенные преступления, если он сам простит других людей?
Я отнесла конверт в почтовое отделение на улице Казарминкату, а дома снова завела с Юлией разговор о ее отце.
— Я слышала, в детстве он жил в Финляндии, в районе Порккала. В этот период территория принадлежала Советскому Союзу.
— Папа не так много рассказывал об этом. Он вообще предпочитает смотреть в будущее, а не в прошлое. Знаю, что он родился в Порккала, и ему даже немного странно, что я сейчас живу в Лэнгвике, в тех же местах. Хотя я, честно говоря, не могу понять, почему он так любит эту серую и скучную глушь. Уско снова требует, чтобы в следующие выходные я поехала с ним туда. Надоело! Я хочу в ночной клуб, а Уско совсем их не любит. Значит, мне надо найти другую компанию. Только не рассказывай ему ничего. В конце концов, ты же мой телохранитель!
Юлия попыталась мне по-дружески улыбнуться, но вышла фальшивая гримаса. Если честно, мне и в самом деле совершенно все равно, с кем она спит, главное, чтобы новая компания не угрожала ее жизни и безопасности.
— Когда я была замужем за Герболтом, у меня был Коля… Он остался в Москве и сейчас работает личным помощником одного крутого бизнесмена. Тот еще богаче, чем Уско. — Юлия снова усмехнулась. — К счастью, у меня есть свои деньги.
Я снова чуть было не спросила, зачем же тогда ей выходить замуж за Сюрьянена, но сочла за лучшее промолчать. По сути, Юлия была довольно одинокой, друзей не имела, и частенько ей хотелось поболтать с кем-нибудь. В такие моменты я старалась держать язык за зубами и больше слушать.