Так в Средние века сжигали на кострах измученную плоть для вящей славы духа.
Теперь от мира я иду в неведомую тишину и не знаю, приду ли. И странно, когда меня называют по имени… И я знаю, что я уже давно умерла, — все вы любите умершую Черубину, которая хотела все воплотить в лике… и умерла. А теперь другая Черубина, еще не воскресшая, еще немая…
Не убьет ли эта теперешняя, кот<ор>ая знает, что колдунья, чтобы не погибнуть на костре, должна стать святой, — не убьет ли она облик девушки из Атлантиды, которая все могла и ничего не сумела? Не убьет ли?
Сейчас мне больно от людей, от их чувств и, главное, от громкого голоса.
Душа уже надела схиму[240].
Вскоре из всех стихов Елизаветы Дмитриевой-Васильевой уцелеет лишь то, что было собрано и переписано им. Остальное осядет в архивах НКВД и уйдет в небытие.
Час искупления, которого Лиля ждала, приближался.
В самом начале 1927 года она тяжело заболела (перенесла припадок болезни печени, длившийся 13 часов) и все Рождество пролежала в постели. После оправилась, строила планы на лето, намереваясь его провести в Коктебеле; 31 марта Макс с женой прибыл в Ленинград на открытие волошинской выставки акварелей, Лиля еще успела с ним повидаться и побывать на открытии… Это была их последняя встреча. Через несколько дней после отъезда Волошиных за Лилей пришли.
Об этом Волошину написала Лида Брюллова — со свойственной ей откровенностью и практически не заботясь о собственном сохранении:
Дорогой Макс,
у нас нехорошо. Очень скоро после твоего отъезда арестовали Лилю и Бориса. По тому, что у них взяли все книги, — надо думать, что нашли подозрительным их образ мысли. Но теперь им предъявлена статья 58 § 11 — это — «активная борьба с рабочим классом при царском правительстве и при белых». Как видишь, это хуже. Думаю, что удастся выяснить правду — что они ни сном ни духом не виновны.
Дорогой Макс, не пишу много, п<отому> ч<то> сам понимаешь — не легко. Целую тебя[241].
Лилю и Лемана взяли в ночь с 21 на 22 апреля.
Сохранился пронзительный в своей неприглядности протокол обыска в доме на Английской набережной — протокол, демонстрирующий почти гротескную бесплотность Лилиного бытия, не имеющего с хваткой «века-волкодава» ровным счетом ничего общего:
Согласно данным задержана ВАСИЛЬЕВА Елизавета Ивановна.
Взято.
Медальон на цепочке с волосами (Господи, чьими? Уж не Юлиана ли? —
Антропософические знаки, книги антропософического свойства, переписка, фотографии, письма.
100 (сто) рублей, обнаруженные в конверте с адресом Агнессе Федоровне Форсман[242].