Черубина де Габриак. Неверная комета

Последняя строка убеждает, что к 1927-му ложа Ильи Пророка функционировала прежде всего в качестве кассы взаимопомощи (об этом читаем и в протоколе: «…общество имело кассу, куда стекались денежные пожертвования членов общества для ведения организационной работы. Касса служила также для взаимопомощи нуждающимся антропософам…»). Впрочем, тех, кто осуществлял обыск, это не убеждает. Антропософские артефакты (особенно «минеральные камни») были изъяты со всеми предосторожностями, Елизавету Ивановну поместили в Дом предварительного заключения (известный в народе как «Домой Пойти Забудь») на Шпалерной улице. Начались дни и ночи допросов, изматывающих объяснений: чем занималась на службе в Осваге деникинской армии (именно служба в Осваге была основным обвинением, предъявленным Лиле и Леману)? Какую контрразведывательную работу вела? В какое мистическое общество вовлекала гражданское население Екатеринодара? И еще — когда начала заниматься антропософией? Кто входил в общество? С какой целью организовывались собрания? Чем занимались при встречах?..

Протоколы допросов Васильевой изобличают ее простодушие и полную неспособность сопротивляться следовательскому натиску. Да и был ли он, этот натиск? Скорее всего, на допросах Лиля безропотно отвечала всю правду, не задумываясь о том, что разумнее было бы не упоминать имен близких и не показывать столь откровенно на себя как на руководителя нелегального общества. Однако о старых тюремных заветах, предписывающих называть на допросах как можно меньше фамилий, она по понятным причинам не знала, и ее протокол представляет собой образец откровенности:

Будучи подтверждена за дачу ложных показаний, по существу показываю.

Антропософией начала заниматься 20 лет тому назад, сначала читала книжки (данные Максимилианом Александровичем Волошиным и Маргаритой Васильевной Сабашниковой). С 1912 года состою членом Антропософского общества. ‹…› Вернулась в Ленинград весной 1922 — здесь нашла антропософические кружки и лиц, интересующихся антропософией. Эти лица и по сию пору продолжают встречаться, читают совместно книги и лекции, изучая их.

Таковых кружков в данное время в Ленинграде — четыре. Один группируется около Б.А. Л<емана>, его жены и их близких друзей. Другой кружок связан с Б. Е. Рапгофом и его женой, третий с Лидией Павловной Владимировой — этот кружок занимается исключительно эвритмией (антропософическое искусство танца) и четвертый кружок — мой.

Во время наших встреч мы читали лекции или книги доктора Р. Штейнера, объясняя их с антропософической точки зрения. Ничем иным мы не занимались…[243]

О sancta simplicitas! Ведь называет же имена, ничего не скрывая, — вплоть до имени только что уехавшего Волошина, вплоть до имени Лиды! Лиду, между прочим, тоже вскоре возьмут, — правда, лишь на неделю; а вот имени Юлиана во время допроса так и не прозвучит. То ли в его случае у Лили сработала интуиция, то ли ей просто невыносимым казался звук его имени в этих стенах?

Ну да по протоколам допросов понятно, что хотя Леману и Васильевой и вменяют антропософию как нелегальщину, но основная причина ареста — Осваг. На обвинение в антисоветской деятельности в годы Гражданской войны нанизываются, как на стержень, обвинения и в создании контрреволюционных (точнее — антиреволюционных) организаций, и в хранении недозволенной литературы, и в руководстве тайными группами. Все это вместе приводит к ожидаемому приговору:

Лемана Бориса Васильевича заключить в концлагерь сроком на три года. ‹…› Имущество конфисковать. Васильеву Елизавету Ивановну выслать через ПП ОГПУ на Урал сроком на три года.