С созданием Антропософского общества в жизни Лили Васильевой начались годы, которые безусловно можно определить как расцветные[159]
. Если вдуматься, в 1910-е у нее было всё: семья, круг любимых друзей, деньги, позволяющие пусть не роскошествовать, но и не знать нужды, дело, которому она была предана и которое ей удавалось…Не было только стихов, но от творчества Лиля сознательно отреклась. И хотя этот отказ ей давался мучительно, жизнь все же складывалась столь насыщенно и удачно, что, снявши Черубинину бронзовокудрую голову, плакать по волосам до поры до времени не приходилось.
Ей еще нет тридцати, она замужем. Муж, «тихий человек», инженер с рыжеватыми усиками, как вспоминали о нем современники, безгранично ей предан. Она похудела, похорошела — надо сказать, по причинам вполне прозаическим, ибо стала лучше питаться и меньше работать. Уроки оставила; все ее силы отдавались Антропософскому обществу, тем более что вскоре после начала войны непосредственные контакты со Штейнером и теми членами Общества, что остались в Германии, практически прекратились, и Лиле требовались значительные усилия, чтобы петербургские антропософы по-прежнему чувствовали себя сплоченными вокруг идей Доктора. Свою миссию она, хозяйка «петербургской ложи», видела в том, чтобы «сплотить Петербург в одну семью в А<нтропософическом> О<бществе>», и делала все, чтобы это случилось.
Всю предыдущую жизнь неизменно страдавшая от одиночества, она буквально окружена в эти годы людьми — семьей и друзьями, детьми и взрослыми, близкими и дальними. Двери ее просторной квартиры на Невском, 119, постоянно открыты. «Еще с февраля у нас квартира будет, Вы как приедете, прямо к нам — Вам у нас уютнее будет», — зазывает она Александру Петрову, а Волошину пишет в ответ на просьбу принять Оболенскую: «К нам можно приходить и направлять, не стесняясь. Мы ведь рады!» Впрочем, четырехкомнатная квартира в центре, недалеко от вокзала, и была выбрана Волей Васильевым именно с тем, чтобы в ней могли останавливаться иногородние члены «ложи»; в ней же проходят и еженедельные пятничные собрания, и занятия эвритмией. Деятельность «петербургской ложи» настолько активна, что привлекает внимание тайной полиции (и не случайно — несмотря на принципиальную аполитичность, антропософы открыто интересовались современной историей, трактовали политические события в свете мировой космогонии, отличались интеллектуальным вольнодумством и т. д. и т. п.). Известно, что в 1914 году Лилю и Всеволода вызывали в охранку с требованием дать объяснения по поводу регулярных собраний, известна и целая папка доносов на собиравшийся у Васильевых антропософский кружок, под которым, по мнению осведомителей, «скрывалось не что иное, как масонская организация, руководимая из-за границы».
Собственно о деятельности кружка в этих казенных бумагах нет ничего. Зато из них можно многое вычитать о повседневном устройстве жизни наших героев — к примеру, о том, что «некая Елизавета Ивановна», являющаяся официальным лицом означенной организации для Санкт-Петербурга, «живет при муже, инженере путей сообщения Всеволоде Николаевиче Васильеве, 30 лет, по Невскому пр., дом № 119, кв. 16, где, по ее заявлению полиции, имеет местопребывание также и совет отделения»: