Червь

Сила тяготеет к собакам, не ищет связей с людьми, внутренние демоны: побочный эффект силы — отключение обычного человеческого сопереживания и понимания, не схватывает всей глубины человеческих отношений, сигналов, знаков.

— Моя сила не слишком хороша в прямом столкновении, — призналась Сплетница, пожав плечами.

— Что-нибудь придумай, — сказал ей “генератор тьмы”.

— Ладно, попробую, — уверила она его. Чтобы как можно больше проверить его терпение и его пределы, она усмехнулась и добавила, — должно быть весело.

“Генератор тьмы” скрестил руки на груди.

Скрещенные руки: раздражение, сомнение.

Посмотрела на того, кто пока ещё не говорил. Твёрдая керамическая маска с застывшим пустым выражением лица, корона на черных волосах, одежда эпохи Ренессанса. Видно было только глаза.

— Обхохочешься, — произнёс он тоном, который должен был обозначать сарказм, или равнодушие. Их глаза встретились.

Равнодушие либо напускное равнодушие, недостаток взаимодействия, недостаточная активность при глазном контакте, ограниченная эмоциональная глубина, глубоко подавленные эмоции и/или депрессия. Социопат.

Как ни странно, узнав это, она почувствовала себя лучше. Ей нравилось считать, что у всех примерно одно и то же количество ебанутости, какой-то странности или враждебности. Знание о том, что всё это было у них так близко к поверхности, или относительно близко, в случае с “генератором тьмы”, почти обнадёживало. По крайней мере она не выяснит что-то мерзкое через сколько-то дней, недель или месяцев.

Последняя мысль вызвала не самые приятные воспоминания. Она вытолкнула скопившиеся мысли и эмоции из сознания и усмехнулась, как будто её развеселил ответ Регента.

“Генератор темноты” издал звук, в котором она узнала вздох.

— Ладно. Раз уж мы занялись созданием команды, мы будем делать это правильно.

— Конечно, — улыбнулась она ещё шире. И добавила, во многом чтобы поддразнить его, — В конце концов, что может пойти не так?

Интерлюдия 8.б (Выверт)

Выверт твёрдо придерживался мнения, что подозрительность не бывает излишней. Каждый день, каждую секунду он осторожно балансировал, упреждая бесчисленное число возможных угроз, откуда б они не появлялись, даже в таких мелочах, как разговоры с подчинёнными или просто утренняя волокита.

В одной реальности он благополучно устроился в недрах своей подземной базы, в костюме. Как минимум двадцать солдат охраняли пространство между ним и вереницей металлических дверей. Он провёл ночь, читая, отслеживая новости и проверяя курс своих акций. Его местоположение было известно только тем, кто работал на него, людям, работа которых оплачивалась так хорошо, что даже если бы у них была причина напасть на него, их "коллеги" имели стимул остановить их.

Вторая реальность. Он проснулся в обыкновенном, слегка запущенном доме на юго-западном конце города. Он приготовил и съел завтрак, затем в халате вышел на улицу, чтобы забрать газету и почту, остановился помахать соседям, выходящим с двумя девочками из дома. Наводнение повлияло на их район слабее, чем на другие, но школы ещё не работали, поэтому родителям некоторое время придётся брать девочек с собой на работу.

Он вернулся в дом, принял душ, надел брюки и рубашку с шёлковым галстуком. После чего забрался в Приус, которому было уже четыре года, и выехал в город. Дорога, обычно отнимавшая не более десяти минут, в этот раз растянулась на полчаса с четвертью, поскольку ему приходилось искать, как объехать разрушенные дороги, рухнувшие здания и места, где велись восстановительные работы, передвигаясь в постоянной пробке с момента, как он выехал из тупичка, где стоял его дом. Всё в его внешнем виде говорило о том, что он просто обычный человек, едущий на работу. Сфабрикованная личность была совершенной, настоящая работа в настоящей компании, десятилетние записи о страховке, налогах, лечении у стоматолога, платежах за дом и так далее.

Его встречал наёмник, который среди остальных бойцов был известен под кличкой Подонок. Никто из капитанов не брал его в отряд, и его склонности не позволяли устроиться на работу в гражданском секторе. Только Выверт мог обеспечить его такой “зарплатой”, которую тот хотел, и это делало Подонка настолько преданным, насколько вообще может быть человек.