Червь

Боюсь будущего, аж дышу тихо…

Если б, как радиосигналы, Она все мысли распознала…

…Она все мысли распознала

Если б, как радиосигналы, Она все мысли распознала…

…Она все мысли распознала

Пора прекращать параноить, иначе можно сойти с ума.

И еще — надо сменить манеру общения. Стать проще, добрее, а то начинаю выбиваться из общих шаблонов!

— Привет! — мурлычу я, и дружелюбно улыбаюсь. Ловлю её улыбку и добавляю: — Роже!

— Ты прям не свой со вчерашнего дня!

— Да… ночка выдалась жаркой.

Что я не понятного сказал? Почему она продолжает на меня смотреть с неприкрытым подозрением?

Роже прячет за ухо локон светлых волос, напоминающий узор волны на песчаном берегу и спрашивает:

— Как мама?

— Как новая! — и нервно поглядываю в конец улицы, стараясь не упустить из виду старика.

— Как новая? — переспрашивает она.

Проще! Мне надо быть проще…

— С мамой всё хорошо, оклемалась. Спасибо тебе за это! Но ты прости, мне надо срочно бежать. Дела, — и снова смотрю в конец улицы. Чёрное пятно становится всё меньше и меньше.

— Бежать? Куда?

Ладно, так просто от неё не отделаться! Девчонка настырная. Упёртая!

Я вскидываю руку и указываю на удаляющееся чёрное пятно.

— Старикан утащил моё ведро! Мама ждёт меня дома, с водой.

Я не знаю, слушает она меня, или ей похер, но вместо того, чтобы меня поддержать, она начинает говорить совсем о другом.

— Что с твоими ладонями?

А что с ними? А, точно, я же их содрал.

— Содрал, — отвечаю я, — Ладно, мне надо бежать…

— Постой!

Она берёт мою руку и вкладывает свою ладонь в мою. Получается очень жаркое рукопожатие. Без преувеличения! Тепло разлилось по моей коже, чуть-чуть покололо, затем стало щекотно и приятно. Она отпустила меня.

Опустив глаза, я не увидел ни ссадин, ни порезов на ладони, что были там буквально пару секунд назад. Охереть!

— Как ты это сделал?

— Побежали! А то останешься без ведра!

Такой энтузиазм я одобряю!

Мы побежали, но не быстро, не могу же я девочку заставить бежать быстро! Да и у самого дыхалка уже охеревает, но об этом мы никому не скажем!

— А что за старик? — спрашивает она.

— Да я ебу… — да ёпты, опять вырвалось, — Не знаю!

Надеюсь, что она и слов таких не знает. Тогда может и не стоит себя сдерживать? А как же воспитание, принципы? Джентльменом нужно оставаться при любых обстоятельствах, даже если тебе разрешают делать всё что угодно!

С минуту мы бежим вдоль глухих заборов, тянущиеся до самого конца дороги, с которой старикан уже сошёл и побрёл куда-то сквозь зелёное поле высокой травы.

Деревня закончилась. Мы подбежали к началу поля и уже вместе увидели уходящую фигуру в лес. На спине старикана лежали седые сосульки длинных волос, достающие до пояса, и когда их увидела Роже, она вдруг остановилась, схватила меня за рукав и начала шептать мне на ухо:

— Отто, погоди! Ты серьёзно? Ты хочешь за ним и дальше бежать?

— На полном серьёзе хочу! А что случилось?

— С тобой точно всё нормально?

Так, начинается! Чую какой-то подвох!

— Да всё со мной нормально! Ведро надо вернуть!

— Ты хочешь пойти за Азуоласом?

Да я и не знаю что он за хер, мне какая разница. Важно одно — у него моя вещь, и я её верну!

Я смотрю старикану вслед и вижу, как подол его мантии прижимает траву, цепляется за длинные стебли. Старик хватается за края своего одеяния и грубо одёргивает его на себя. Нас он не видит, он даже не смотрит назад. Он уверенно двигается в сторону леса, держа моё ведро!

— Забудь о ведре, — говорит Роже. — Маме скажем, что уронили в колодец!

— Нет! Я без него не вернусь! Да что тут такого? Пойдём за ним, и заберём. Что он нам сделает? Запрёт в сарае? Или в подвале? А потом приготовит рагу из детей?

Я улыбнулся, но когда увидел напуганное лицо своей подруги, напрягся. Неужели все, что я сказал — имеет место быть? Да нееее… что за херня! А в прочем, лицо Роже сейчас походило на мимику человека оказавшегося в вагоне метро, когда надавило на клапан так, что и не знаешь, как поступить; на лбу капли пота, глаза бешено бегают со скоростью мыслей.

— Он не отдаст тебе ведро! — она сейчас напоминает мне ботаничку из средней школы, что застукала меня за курением. Любят они читать нотации, изображая из себя саму строгость. — И даже если мы позовём твоего отца — не отдаст! Идём домой!

— Да что с ним не так? Это ж просто старик. Попросим отдать — он и отдаст. Или он не в себе?

— А ты забыл?

Начинается…

— Что забыл? — спрашиваю я.

— Что после потери своего сына, он стал сумасшедшим и к нему никому не разрешают подходить. Забыл?

— Да ты успокойся. Быстро провернём дело и по домам.

— Отто, еще раз прошу: выкинь эти глупости из головы, идём домой!

Ох, как же я любил издеваться над ботаничками!

— Хорошо, идём, — говорю я. Разворачиваюсь в сторону деревни, делаю шаг. Роже выдыхает скопившееся в груди напряжение, уже хочет пойти за мной, но не тут то было! Я снова разворачиваюсь в сторону леса и ехидно улыбаюсь. — Идём за ведром!