Червь Уроборос

И никакими кроткими речами, никакими предложениями богатств, огромных выгод и поддержки в мире и войне не мог Ла Файриз поколебать решение короля. И сказал король:

— Утихни, Ла Файриз, или ты меня разозлишь. Они должны сгнить.

И увидев, что учтивыми словами ему короля не убедить, принц Ла Файриз схватил свой прекрасный хрустальный кубок в форме яйца с тремя золотыми зубцами вместо ножек, прикрепленными посередине к украшенному топазами золотому кольцу, и швырнул его в короля Горайса, так что кубок ударил того по лбу, и хрусталь от удара рассыпался вдребезги, а из головы короля хлынула кровь, и он рухнул без чувств.

В пиршественном зале поднялся шум. Опередив всех, Корунд выхватил свой обоюдоострый меч и вскочил на стол с криком:

— Взгляни на короля, Гро! Вот до чего доводит бражничество!

Вслед за ним за оружие схватились его сыновья, и Галланд, и прочие Витчи; точно так же поступили Ла Файриз и его люди, и в большом зале Карсё началась битва. Кориний, который теперь мог держать оружие только в левой руке, тем не менее, доблестно рванулся вперед, в атаке обрушивая на принца поток оскорблений. Но испарения необузданных возлияний, что довели его до безумия, сделали его ноги ватными и лишили их привычного проворства. Поскользнувшись в луже пролитого вина, он рухнул всем весом на спину, ударившись головой о полированную поверхность стола. А Корс, почти лишившийся дара речи и отупевший после выпитого, взметнул вверх свой кубок и проревел, хотя даже ребенку было бы понятно, что идет нешуточное сражение:

— Пьянство полезнее для тела, чем лекарства! Пей вечно, и никогда не умрешь!

Крича эти слова, он получил прямо в лицо телячьей тушей, брошенной в него Элароном, начальником охраны принца, повалился на Кориния, словно боров, и остался лежать без движения и без чувств. Потом столы были перевернуты, и начался обмен ударами и ранениями; и превосходство вскоре оказалось отнюдь не на стороне Витчей. Ибо, хотя Пикси и не были столь же великими воителями, как витчландцы, им сослужило добрую службу то, что они были почти трезвы, а их враги после продолжительной попойки шатались и покачивались, словно бочки, полные вина. Не слишком помог и аметист Корунда, в жилах которого струилось вино, затруднявшее дыхание и делавшее его удары слабее и медлительнее, чем ему было свойственно.

Из любви к своей сестре Презмире и из своей преданности Витчланду принц наказал своим людям лишь подавить Витчей, по возможности никого не убивая, и под страхом смерти запретил причинять какой-либо вред лорду Корунду. И когда они, наконец, добились победы, Ла Файриз проследил, чтобы его люди взяли винные бочки и щедро окатили Корунда и его людей, пока остальные держали мечи у их горла, так что те под действием вина изнутри и снаружи вскоре лишились чувств. Затем они забаррикадировали просторные двери зала скамьями, столешницами и тяжелыми дубовыми козлами, и Ла Файриз поручил Эларону удерживать двери вместе с большинством воинов и выставить стражу у каждого окна, чтобы никто не мог выбраться из зала.

Сам же принц взял факелы и с шестью своими людьми отправился в старый пиршественный зал, где одолел охрану, выломал двери и остановился перед прикованными к стене лордом Юссом и лордом Брандохом Даэй. Их ослепил свет факелов, но лорд Брандох Даэй поприветствовал принца, и его насмешливый, высокомерный и ленивый голос звучал лишь чуть глуховато, несмотря на голод, долгое бодрствование и думы о приключившейся с ними беде.

— Ла Файриз! — сказал он, — Наконец-то мрак расступился. А я думал, эти лживые хорьки, выросшие в болотной грязи, эти витчландские выродки возвращаются сюда глумиться и насмехаться над нами.

Ла Файриз рассказал им, что произошло, а также добавил:

— Время уходит. Я освобожу вас на том условии, что вы тотчас уедете со мной из Карсё и не станете нынче ночью мстить Витчам.

Юсс согласился с этим, а Брандох Даэй рассмеялся:

— Принц, я так люблю тебя, что не смог бы отказать тебе ни в чем, даже если бы ты попросил меня сбрить полбороды и ходить в бумазее[63] вплоть до страдной поры, спать в одежде и по семь часов в день рассуждать о благочестивых глупостях с собачонкой моей госпожи. Этой ночью мы всецело в твоем распоряжении. Лишь в одном пойди нам навстречу: яства эти слишком хороши, чтобы мы не отведали их после столь долгого созерцания. Было бы невежливо оставить все как есть.

Цепи были сбиты с них, и он проглотил огромный ломоть индейки, а также трех перепелок, что были выпотрошены и поданы в студне; Юсс же съел дюжину яиц ржанки и холодную куропатку. Лорд Брандох Даэй сказал:

— Прошу тебя, когда ешь яйца, кроши скорлупки, Юсс, иначе какой-нибудь колдун может наколоть или нацарапать на них твое имя и тем самым нанести тебе вред.

Затем, налив себе чашу вина, он залпом опорожнил ее и, наполняя ее вновь, промолвил:

— Будь я проклят, если это не мое собственное кротерингское вино! Видали ли вы хозяина любезнее, чем Горайс?

И он выпил вторую чашу за лорда Юсса со словами:

— В следующий раз мы выпьем в Карсё, когда король Витчланда и все его лорды будут убиты.