Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)

Проехали еще темное здание библиотеки, в незапамятные времена вмещавшее школу, на заднем дворе которой сохранилось спортивная площадка, где из инвентаря остался только песок, да расплывшиеся, как после стирки, беловатые полосы разметки. Собственно, библиотека размещалась только на первом этаже, занимая бывший актовый зал и еще несколько небольших комнат - что-то наподобие учительской, да кабинета директора. Все остальное было заперто, а существование второго и третьего этажей обнаруживалось исключительно снаружи, так как никаких лестниц внутри Саша не встречал.

Ворота в третий городок отворялись только живой силой - сделать их раздвижными, как в четвертом, не позволяло отсутствие места - слева они подпирались глухим домом, скорее всего складом или электрической подстанцией, оставляя небольшой, укутанный в рабицу проход к гарнизонному офицерскому клубу, а справа крепились прямо к стенке КПП. Бибикнули. Створки, раскрашенные в черные и белые треугольники, создающие иллюзию выпуклых пирамид, отворились, автобус вполз внутрь, повернул и остановился перед скудной толпой детей (лиц нельзя было разглядеть под зонтами и капюшонами) и учителей.

Когда они снова проезжали статую, возник спор. Вода окончательно размыла, растворила город, как будто на детскую акварель пролили воду, в которой отмокали кисточки. Расползлись дома, причем старые кирпичные строения сохранили более резкие очертания, за столько веков намертво въевшись в ландшафт, а новые убогие кубики и прямоугольники оплыли, измялись, сквозь них проступила разбухшая с катышками подложка; мокрые деревья еще больше почернели, окутались грязной тонкой аурой волокон-канальцев, по которым из сердцевины стволов вытекала густая краска. Памятник держался. Ему было плевать на непогоду - чугунный (или какой там?) мундир и крест с дубовыми листьями обязывали. Крест и стал предметом спора.

Андрей Разумный утверждал что это фашистский памятник, установленный немецкому генералу, бывшему комендантом концлагеря Фермопилы (недавно показывали по телевизору "Список Шиндлера").

- Если бы это был фашист, то его должны были бы снести, - резонно заявила Нина.

- Может быть, это памятник культуры, ну, имеет художественную ценность, - предположила Алена.

- Ну и что? Если он ценен, то значит пускай всякие фашисты по городу стоят? - вступил в спор Вова Румбах.

- Нет, все-таки сносить памятники не дело, - поддержал Алену Мишка, - да и не фашист это, крест еще ничего не значит. А хоть и комендант, то художник... да, скульптор великий...

- Микеланджело, - подсказал Жлоба, а Марина фыркнула.

- Мало ли что в то время понастроили, - авторитетно заявил еще один гений, только на этот раз математический, Димка Веденов, - не все же сносить. От четвертого городка ничего тогда не осталось бы.

- Но-но, при чем тут наш городок...

Здесь автобус двигался как на заказ медленно, пропуская облепленные мокрым снегом машины, чугунный фон Мольтке шел назад, поворачиваясь величаво к спорящим школьником, продолжая металлически смотреть перед собой, выпятив крест. На время спор приутих, так как после столь активной рекламы все с интересом разглядывали сомнительное произведение искусства. Потом Саша ему прогудел на прощание, прибавил скорость, дядя Женя закурил, приоткрыв стекло, ПАЗик запрыгал по булыжникам, на камчатке начались небольшие скачки и спорить стало несколько неудобно. Проехали кафедральный собор с острыми черными шпилями, барельефами кардиналов на стенах и мозаичными витражами ("Мы здесь вчера "Биг Бабалоо" с грушей и собакой нашли", - сообщил Кирилл, но все завистливо промолчали).

После глухой стены какой-то фабрики, длинной, грязной и очень тоскливой, за шлюзами пришлось остановиться перед шлагбаумом, в конце небольшой очереди из парочки "Трабантов", пропуская длиннющий состав желтых и серых цистерн, платформ с лесом и углем под предводительством двух исходящих паром паровозов. Слева виднелся небольшой пархимский вокзальчик с навесом, лавочками для пассажиров и круглым, разноцветным, словно комикс, газетным киоском.

За железной дорогой начинались новые дома - пятиэтажные панельки, построенные на таком расстоянии от дороги, что, казалось, терялись на горизонте. Сквозь муть непогоды мельтешение жизни там разобрать было невозможно.

Марина спросила:

- Тебе никогда не бывает грустно, что есть такие места, совсем, совсем рядом, до которых ты никогда не дотронешься рукой? Вот те дома, вот это дерево...