Червивая Луна

Погода тоже изменилась. Дожди прекратились. Гектору разрешили вставать, но предупредили, чтобы он не напрягался. Но Гектор не умел не напрягаться. Он не так был устроен. К тому времени наша летающая тарелка была уже почти готова. Мы собрали все газеты, какие нашли, и покрыли космический корабль защитным слоем папье-маше. Внутри было места как раз на нас двоих. Мы сидели в середине на диванных подушках, перед панелью управления, сделанной из банок и жестяных крышек.

Честно говорю, я всем своим существом верил, что еще неделя – и мы с Гектором отправимся в путешествие к планете Фенере.

Сорок девять

Гектор был немного сам не свой. Я спросил, в чем дело, а он сказал, ни в чем. Может, это болезнь встряхнула его сильнее, чем мне казалось. Я никогда раньше его таким не видел. Я подумал, что может быть, это я что-то сделал не так.

В первый день, когда мы снова вместе шли из школы, он сказал:

– Стандиш, не обращай внимания на подначки. Не опускайся до их уровня. Этим уродам только того и надо.

– Я и не обращаю, – ответил я. – И теперь все вообще в порядке, ты же вернулся.

Он очень долго молчал.

– Кто знает, – сказал он наконец.

Пятьдесят

Потом мы все сели за обед. Вечер выдался прекрасный, и попинать немного мяч было бы в самый раз.

Дед принес к столу вареную картошку и спросил:

– А где мяч? Я его что-то давно не видел.

Я уже открыл рот, чтобы сказать, что мы – вернее я – перекинули его за стену, и тут Гектор сказал:

– Сейчас принесу.

Я даже перестал есть. Мне как-то расхотелось. Особенно когда Гектор вошел в дом с красным мячом в руках. Я знал, что это значит – он пробрался под стеной через лаз из бомбоубежища и увидел, что на той стороне.

Миссис Лаш и дед, похоже, не поняли, что сделал Гектор. А мистер Лаш, кажется, понял.

Пятьдесят один

Той ночью, после отбоя, я спросил у Гектора, что же оказалось с другой стороны стены.

– Спи, – сказал он.

– Не могу. Ты от меня что-то скрываешь.

Гектор сел в постели. Стены в доме тонкие. Он прижал палец к губам. Мне было очень хорошо его видно, луна плескала свой свет на струганные доски пола в нашей комнате.

Мы осторожно поднялись на чердак. Всего света здесь было – только от огарка свечи в банке. Ну, и луна, конечно.

Когда мы забрались наверх, и я втянул за собой лестницу, я снова спросил:

– Что там за стеной?

– Ничего.

– Вранье. Зачем ты мне врешь?

– Слушай, – сказал Гектор, – я же принес мяч. И хватит, ладно?

– Нет. Расскажи, что ты видел.

– Не могу.

– Почему?

– Потому. Потому что обещал, что никому не скажу.

– Кому обещал?

– Отцу, – сказал Гектор. – Я не могу нарушить обещание.

Я на него разозлился. У меня замерзли ноги, и я подумал: «Трепать-колотить, я пошел в постель».

– Стандиш, – сказал Гектор, когда я уже был у люка, – ты разве не хочешь, чтобы мы запустили ракету?

Я посмотрел на нашу ракету, покрытую папье-маше, и сказал:

– Ты думаешь, это все игра, да? Ты не веришь, что есть такая планета – Фенера. Думаешь, я все выдумал…

– Нет! Стандиш, я верю, – прервал меня Гектор. – Я верю, что самое главное, что у нас есть, – это наше воображение, и у тебя его полный мешок.

Мы сели в картонную летающую тарелку и прикрылись гладильной доской. Лунный свет полосами пробивался сквозь дыры в крыше.

– Когда-то мы жили в высоком доме, в городе Тайкер, – тихо сказал Гектор. – За нас готовили и убирали слуги. Везде пахло чистотой и деньгами. Но все это у нас отобрали, и мы оказались в седьмом секторе.

– За что?

– За то, что сделал мой отец.

– Что он сделал?

Гектор помолчал, а потом сказал:

– Тебе лучше не знать.

Тогда я сказал, что лучше запустить космический корабль прямо сейчас, пока у нас есть время. Не знаю, почему мне в голову пришла эта мысль. Пришла, и все. Мне показалось, что Гектор стоит на пороге долгого путешествия. И невыносимо было думать, что он отправится туда в одиночку.

Пятьдесят два

Я проснулся с тяжелой головой, а под веки словно песку насыпали. Я вспомнил, как мы с Гектором свернулись рядышком в нашем космическом корабле, и звезды как будто проносились мимо нас. Мы взяли курс на Фенеру, а потом нас одолел сон. Сознание возвращалось по кусочку, и с каждым кусочком приходило знание, что случилось что-то страшное. Я лежал на том же одеяле, но на чердаке было пусто. Не было летающей тарелки. Не было Гектора.

Я спустился на кухню. Дед сидел за столом, обхватив голову руками.

– А где Гектор? – спросил я.

Дед не проронил ни слова. Я обошел все комнаты, искал Гектора. Лашей нигде не было. Наконец я вернулся на кухню. Дед занимался чайником.

– Где Гектор? – повторил я громче.

Дед приложил палец к губам. Потом он показал на клочок бумаги, лежавший на столе. На нем что-то было написано. Его почерк. Я знал, что там. Мне не нужны были слова, чтобы понять. Я знал, что их забрали.

Во мне поднялся крик. Дед схватил меня, и мы вместе рухнули на пол. Мы оба плакали. Дед крепко зажимал мне рот.

Этот крик все еще сидит во мне.

Пятьдесят три