Я заботилась о Лизе, ее нужды стояли на первом месте. Я любила ее, и мне нравилось с ней играть и обнимать ее. Я наслаждалась ее добродушием, но могла лишь гадать, отражалось ли на ней мое состояние. Мои дни складывались из сумрака, трепета и восхищения – трех факторов, то повергавших меня в мрачное состояние, то выводивших из него. Кэтти работала семь дней в неделю. Когда Марк не тушил пожары в национальных парках (он мог отсутствовать неделями), он либо писал книги дома или в библиотеке, либо занимался в спортзале. Всю неделю Сару забирала к себе нянечка, и я бесцельно слонялась по дому с Лизой или гуляла по городу, привязывая дочь к груди в переноске.
По вечерам мы с Кэтти вместе готовили ужин, пока наши дети сидели бок о бок друг с другом на маленьких сиденьях поверх большого сундука на кухне. Так их глаза оказывались чуть выше уровня столешницы, и они могли видеть, чем мы занимаемся. Мы болтали, смеялись и слушали музыку, пока готовили ужин, а иногда брали детей и танцевали. Дочки при этом вели себя по-разному: так, Сара делала плавательные движения, чтобы удержаться ровно. Но Лиза была настолько крошечной, что я качала ее на руках, прижимая к себе, а затем протягивая руки, чтобы закружить ее по комнате. Я держала ее головку, когда проделывала это, она плыла в ритме движения и смотрела по сторонам блестящими, любопытными глазами. Всё ее занятие в то время было – с любопытством смотреть по сторонам.
Когда Марк приходил домой, он присоединялся к этой неразберихе как этакий дружелюбный приезжий сановник. Марк говорил, что собирается стать следующим великим американским писателем-романистом, и я верила ему. С тех пор мне еще не встречался никто столь же умный. И не могу вспомнить никого столь начитанного. Марк наслаждался разнообразнейшей литературой. Он «проглатывал» книги, утверждая, что истинный интеллектуал заинтересован во всем и у него не должно быть предубеждений, что важно, а что нет. Мне нравилась такая позиция, и, как многое другое, сказанное им, она сослужила мне хорошую службу через несколько лет. Меня покорила идея, что любая вещь заслуживает внимания, когда знаешь, как правильно к ней подойти.
Марк принес несколько отличных научно-фантастических книг, и они впечатлили меня. Я все еще продолжаю ломать голову над бедственным положением персонажей в этих футуристических сценариях. Вспоминаю также, как он поставил проигрываться альбом Брюса Спрингстина «Darkness on the Edge of Town». Это первый альбом, который я у него услышала – и глубоко поразилась.
Спрингстин писал песни, вызывающие воспоминания об Америке прошлых лет, но одновременно они предвещали новый образ будущего. Такие песни, как «Candy’s Room», «Racing in the Street» и «The Promised Land», выражали любовь к Америке, достигающей зрелости, и американской жизни. Боль и сомнение в этих песнях настолько искренние, что они выворачивали меня наизнанку. После войны во Вьетнаме, которая для многих в шестидесятых и семидесятых годах была равнозначна предательству, совершенному американским руководством по отношению к американцам
Если будние дни в Идиллвилде были посвящены домашнему быту, то выходные – чудесным прогулкам на открытом воздухе. По субботам и воскресеньям мы поднимались в горы вместе с детьми: Сару привязывали на спину к Марку или Кэтти, Лизу – к моей груди. Как рейнджер, Кэтти знала лучшие тропинки, и мы вместе шли под соснами, чувствуя запах смолы в свежем воздухе, углубляясь в леса. Мы шли по самым красивым путям вдоль рек, а затем поднимались наверх, к скалам. Там, под ярким чистым небом, мы любовались верхушками высоких, вечнозеленых деревьев, простирающихся вдаль. Когда с тобой малыш, ты обречен прятаться в маленьких теплых комнатах, но в те моменты все было наоборот. Гуляя, я держала личико Лизы в ладонях, и она казалась очень довольной. Уверена, что ей нравилось, когда я счастлива, ведь она смотрела мне в лицо и отражала мою радость.
Порой жизнь в компании Кэтти и Марка становилась яркой и интересной, но серьезных разговоров о моих проблемах мы не заводили. Каждому из нас было меньше тридцати, и моего положения они не понимали, да и как могли понять? Моя жизнь находилась в раздрае, многие сочли бы мое положение позорным, и мы предпочитали не лезть в дебри этой ситуации.
Очень жаль, что тогда я не имела психотерапевта: он помог бы мне разобраться с проблемами. Мне это было не по карману, а потому я проводила дни без особых планов, понимая только необходимость заботиться о ребенке и надеясь, что произойдет нечто радостное и поможет забыть о моем одиночестве. Зачем-то я купила в местном книжном магазине справочник по определению подлинности кристаллов. Денег оставалось очень мало для столь экстравагантной покупки, но мне это было нужно.