Червивое яблоко

У меня сложилось впечатление, что обстановка в общественной школе была призвана способствовать оглуплению детей и преподавателей. Не только с интеллектуальной точки зрения, но и с эмоциональной. Например, дети и преподаватели крайне неохотно смотрели друг другу в глаза, что резко контрастировало с тем, как в вальдорфской школе каждого ребенка первым делом приветствовали рукопожатием и устанавливали с ним прямой, полный нежных чувств визуальный контакт. Лиза становилась безразличной и начала мыслить как все. Мне это очень сильно не нравилось.

Мне хотелось, чтобы дочь училась в школе, где к каждому ребенку существует особый подход. Осознавая, что тот микроклимат, в условиях которого Лиза будет проходить обучение в детстве, неизбежно окажет огромное влияние на ее личные отношения и трудовую жизнь, я продолжала вдалбливать в голову Стива идею о необходимости смены учебного заведения. Мне нужны были деньги, чтобы реализовать ее, и я рассматривала его согласие как прямой путь к достижению своей цели. Я знала, что у меня со Стивом совпадали точки зрения по большему количеству тех же самых творческих и образовательных ценностей, которые должны лежать в основе жизненного пути Лизы. Я надеялась и намеревалась переубедить его.

В итоге Стив заметил то, что видела я.

Встревоженный и раздраженный после того, как Лиза проучилась в общественной школе полтора года, Стив однажды позвонил и спросил: «Что с ней происходит?» Наконец-то он понял, что Лиза утрачивает связь с самой собой. Я подпрыгнула в порыве радости. «Я тебе именно об этом и говорила! Вот почему я прошу тебя помочь мне устроить ее в Нуэва».

Бинго! Стив услышал меня и взял себя в руки, чтобы поговорить с Биллом Аткинсоном по поводу школы. Билл входил в состав первоначальной команды по разработке «Мака», и его ребенок учился в Нуэва. Билл восторженно отозвался об образовании в этой школе, и именно так мы отправили учиться нашего ребенка в первоклассную частную начальную школу в области залива.

В Нуэва превосходный подход ко всем детям отличался огромной заботой. Учебные дисциплины были так хорошо разработаны и так хорошо преподавались, что все дети получали как высокие оценки, так и усиленное внимание по отношению к себе. Внимание к особенностям каждого учащегося означало, что каждый ребенок получал восхищение со стороны своих преподавателей и похвалу собственной одаренности. Благодаря этому дети учились по-настоящему ценить таланты других. Это соответствовало моим представлениям о благоприятном микроклимате в школе.

Я чувствовала, что наши с Лизой моральные силы росли с каждым днем, проведенным в этой школе. С радостью могу сообщить, что многие годы после окончания Лизой колледжа она звонила мне из всех точек земного шара, где жила, чтобы сказать: «Мама, Нуэва была моим Хогвартсом! Я не знаю, как отблагодарить тебя!»

* * *

В 1988 году Лиза училась в Нуэва, я посещала занятия в художественной школе в Окленде, и мы обе ходили на сеансы к психоаналитику. У нас был прекрасный дом, новая машина, садовник и уборщица. Стив щедро оплатил студенческие займы, которые преследовали меня много лет. Это оказался совершенно уместный поворот событий, и все мы стали счастливее. Я также была довольна Стивом.

Именно в это время Мона заговорила со Стивом о том, чтобы он пошел со мной на мировую и выплатил мне часть своего состояния. На этом все застопорилось. «Ни в коем случае», – сказал он. Мы с Моной закатили глаза, когда она об этом рассказала, и мы решили, что для Стива отказ от совершения этого в высшей степени правильного поступка являлся способом остаться сильно ко мне привязанным. Это также обозначало, что он что-то утаивал. Понятно, что Стив был мужчиной с нарушением привязанности. Его отказ был формой поддержания тесных связей через контроль, что соответствовало симптомам болезни. Я также подозреваю, что попалась на мушку некоторых очень пагубных представлений о женщинах, что привело меня в замешательство, поскольку под их воздействием я начала думать, что вина лежит на мне.

После того как столько дел пришло в порядок, Мона предложила мне превратить спальню в художественную студию и занялась своим настоящим призванием. В нашем доме было три спальни: главная спальня, самая большая, находилась в дальнем конце дома, вдали от всего. Появление своего рабочего пространства было пределом моих мечтаний, и Мона была абсолютно права, предложив это. Но главная спальня не имела хорошей вентиляции, и ее недавно покрасили и застелили ковром. Мне нравилось, что Мона мыслила с точки зрения моих интересов, и я ценила ее рвение наладить то, что могло быть моей профессиональной деятельностью. Однако я не могла решиться сделать из главной спальни рабочее место. Масляные краски токсичны и оставляют разводы; идея о превращении спальни в художественную студию казалась такой же немыслимой, как идея запрыгнуть на мебель в грязных ботинках.