Однажды у нас со Стивом дома была вечеринка. Я не очень много помню о ней и о тех, кто там присутствовал – вероятно, Билл Фернандес, Воз, Дэниэл и их подруги. Но я хорошо запомнила неловкий момент на следующее утро: Стив, поглядев вокруг и сощурившись, спросил, что нам с «этим» делать. Я не сразу поняла вопрос, а потом вдруг осознала, что он спрашивает, есть ли какая-то служба, которую мы можем вызвать, чтобы они разобрались с грязной посудой. Самим мыть посуду – для Стива это уже не годилось. Он стал частью элиты – мира, где другие люди выполняют низкоуровневые функции, чтобы он мог работать более эффективно, – на своем, несомненно, более высоком уровне. Я недовольно вымыла посуду сама. Это ставило меня в неправильную позицию, потому что я никогда не видела себя его прислугой. Я не понимала, как себя вести перед лицом его растущего чувства собственной важности.
Спустя несколько недель после вечеринки Стив начал говорить, что у меня на лбу слишком много морщин. У меня ирландские и французские корни, и с ирландской стороны досталась тонкая кожа. В возрасте чуть за двадцать морщин у меня не было, но, когда я поднимала брови, появлялась куча мелких морщинок, как странички в книге. Стив заметил это и, как придирчивая мать, стал разглаживать мой лоб всякий раз, когда я вскидывала брови. Это был новый Стив. Мне никогда не нравились такие вещи в матерях, а уж в молодых людях и того меньше.
Я не из тех женщин, кто ставит исключительно на свою внешность. Это не единственное, в чем мое «я» находит свое отражение. Но я растерялась. Раньше Стиву всегда нравилось, как я выгляжу, а теперь даже мое лицо ему не по душе? Я плакала, чувствуя себя отвергнутой и отягощенной всем этим.
Теперь я понимаю, что Стив учился получать власть, навязывая другим негативное представление о самих себе. Он начал больше определять меня по тому, кем я не являлась, чем по тому, кем я была. Это оказалась абсолютно новая категория бессердечия, приводившая меня в замешательство, и жестокая, и я ощущала себя отвергнутой, но не знала, чем ему ответить.
Мне нужен был более проницательный человек, и однажды днем я отправилась в гости к Кобуну, чтобы обсудить это с ним. С ним оказались двое его учеников, которые добились значительного прогресса. Они всегда производили на меня очень сильное впечатление. Не только потому, что были старше и прилетели через всю страну, чтобы учиться у Кобуна, но и потому, что на лице каждого из них виднелся отпечаток крайне глубокой и чистой доброты. Хотя тогда я удивилась, что Кобун назначил мне встречу в присутствии остальных. Это оказалось дискомфортно, раньше он никогда так не поступал. Кобун посадил меня в светлой обеденной зоне своего дома, и я шепотом рассказала, в чем состояла причина моего прихода. Я очень боялась, что после моих слов он скажет: «Да, ты недостаточно красива для растущей славы Стива, и теперь ты это знаешь».
Вместо этого он вздохнул. «Значит, Стив сказал тебе такое?» – спросил он. «Да, – ответила я. – Он это сделал». И по мере того как мы разговаривали, я постепенно начала успокаиваться, видя смиренное принятие всего Кобуном.
Примерно через двадцать минут после начала нашего разговора Кобун дал указание тем двум мужчинам зайти в комнату, где мы находились. Я была настолько смущена, что мне хотелось вылететь из помещения со скоростью пули. Не могла поверить, что он так поступил. Однако я не сбежала, те двое мужчин подсели ко мне, когда Кобун начал рассказывать им, что произошло. Они немедленно все поняли и сразу же проявили свое милосердие, доброту и почтительность. Они сказали мне, что я привлекательна. В их словах не было ни капли лжи. Где-то через сорок минут я покинула дом Кобуна, хрупкая и трясущаяся, но чувствуя себя более солидно, ибо в том, что мы обсуждали, был смысл. Несколько месяцев спустя один из этих двух мужчин направил мне небольшой рассказ о красоте в женщине, написанный Шервудом Андерсоном. Это перевесило все то, что Стив говорил мне.
Компания развивалась – а с ней и ощущение Стива, что ему все дозволено; и то и другое начало, казалось, жить своей собственной жизнью. Его поведение не улучшалось по мере прихода успеха, оно менялось от подросткового и странноватого до просто чудовищного. Так, в доэппловскую эпоху, когда мы ходили ужинать (что бывало не так уж часто), Стив нередко включал сарказм в отношении персонала ресторана. Официант спрашивал: «Вас двое?» – Стив отвечал: «Нет, пятнадцать!», вызывая у того непроизвольное: «Да ну?!» Однако после основания Apple мы стали чаще ужинать вне дома, поведение Стива в отношении обслуживающего персонала переменилось и стало унизительным по-другому.