Червивое сердце

— О нет, Лаки, как же ты заблуждаешься! Я знаю, что люблю человека, до которого мне даже не докричаться, как бы я ни старался. И это не потому, что она стоит выше меня, не потому, что она королева. Это потому, что время не пропускает сквозь себя звук. Как можно докричаться до того, кто остался в прошлом? Но я люблю её и ничего не могу с этим поделать.

Я развернулся, чтобы уйти, но Лаки вдруг преградила мне путь, схватила меня за плечи так, что мне стало больно, и прижалась губами к моим губам. И, как в первый наш поцелуй, я обнял её и ответил, но на этот раз с большей страстью. Я целовал её так жадно, как скупец пересчитывает монеты. Прервав поцелуй, я начал его заново, сам поражаясь своей страсти. А потом оттолкнул Лаки и выбежал прочь.

— Если ты всё же поймёшь свою ошибку, вспомни обо мне, я всегда буду любить тебя, Мир!!! — ударили меня в спину отчаянные слова, оказавшиеся больнее всех насмешек, которые я когда-либо слышал.

— Ничего мне не говори, — предупредил я Дэмон.

Дэмон промолчала. Но как же я хотел, чтобы она велела мне вернуться.

Путь до Дворца Королевы я проделал почти что бегом. Когда я ворвался в свои покои, то едва мог дышать и сразу повалился на кровать.

— За тобой демон гнался? — услышал я знакомый голос и подскочил.

— Нет, моя королева, всего лишь любовь, — откликнулся я и вдруг подумал, что Дэмон сказала бы так же. Неужели я становлюсь ею? Может быть, она не меняет моё сердце, а становится им?

— Любовь? Ты влюблён? — Королева уютно расположилась в кресле, на её коленях лежала раскрытая книга. Должно быть, она уже много времени провела в этой комнате, ожидая моего возвращения.

Я не знал, что ответить. Если Стелли вдруг вспомнила меня и поджидала, чтобы поговорить, мой необдуманный ответ мог её обидеть.

«А что, если так? Разве шут не может любить? Или любовь шута обязательно должна быть смешной?» — подсказала мне Дэмон.

И я повторил, не имея более достойного ответа.

Королева усмехнулась:

— О нет, ты не смешон, но ты слишком красив для того, чтобы любить или принадлежать одной-единственной женщине.

«Если эта женщина не королева», — шепнула мне Дэмон, смеясь.

И я вновь повторил её слова, но в моём голосе не было и намёка на веселье.

Королева же рассмеялась:

— Ты льстец, Шут. Я даже знаю, как зовут ту, от которой ты бежал сюда так поспешно. История о случившемся в Замке Трёх клыков уже дошла до Столицы. Правда, её успели довольно сильно исказить. Представляешь, по словам менестрелей, ты жалкий уродец. Смешно, не так ли?

— Жалкий урод? — повторил я с горечью. И это говорит моя Стелли. Что же с ней произошло за это время, хотел бы я знать? — Разве жалкий урод не может иметь сердце настолько красивое, что в него можно влюбиться? — спросил я, поднявшись с постели, и, подойдя к королеве, опустился перед ней на колени, заглядывая в глаза, как это сделал бы верный пёс.

— Когда-то давно я знала такого мальчика, — вздохнула королева, — он был настолько же некрасив, насколько было прекрасно его сердце. Он умел оживлять бабочек. Сейчас ему было бы лет восемнадцать, как и тебе.

— Что же с ним стало? — Моё сердце замерло, а потом забилось так сильно, словно само было бабочкой.

— Он умер. Я долго плакала о нём.

Я наклонился и поцеловал бантики на её туфельках, таким образом благодаря за эти слова.

Королева коснулась моих волос:

— Когда я смотрю в твои глаза, мне кажется, что я возвращаюсь в свой настоящий дом. Как это странно.

— Где же он, ваш дом?

— Этого я не могу тебе сказать, Шут. Это тайна моя и того мальчика.

— Вы любили его, королева? — Мой голос дрогнул.

— Я и сейчас люблю его, Шут. Я всегда буду его любить. И когда я смотрю на тебя, я словно возвращаюсь к нему.

— Тогда я не буду отводить от вас взгляд, моя королева. — Её слова обожгли моё сердце.

— Сыграй мне, Шут.

Я не заставил себя упрашивать, тем более что музыкой мог высказать ей всё, что чувствовало моё сердце. Я играл для королевы весь остаток дня и всю ночь. И в музыке старался передать ей всю мою любовь.

Когда окон коснулся рассвет, королева встала и, поцеловав меня в лоб, вышла из комнаты, не сказав на прощание ни слова.

Едва она скрылась в своих покоях, из тени коридора выступил маг. В бешеной ненависти он кусал губы.

Дверь моей комнаты распахнулась, и я увидел его на пороге. В глазах мага плескалась злоба, он швырнул мне под ноги шутовской колпак.

— Носи и помни, кто ты, Шут, — выплюнул он.

Я опешил, не зная, что сказать, — сейчас моё сердце было настолько переполнено любовью к королеве, что было особенно уязвимым.

— Что, язык проглотил? Или боишься, что за очередную шутку я его тебе вырву?

«Спроси, что с его губами, отчего они так опухли, словно он целовался всю ночь», — велела мне Дэмон.

И я передал её слова.

Маг пошатнулся, как от пощёчины.

— Ничего, — сказал он, — шути, пока можешь, но моя шутка будет последней, дурак.

Я поднял колпак и, напялив его себе на голову, потряс им так, что зазвенели колокольчики.

Маг выскочил под этот заливистый звон, очень похожий на смех. Мне же совсем не было смешно.

Глава 16