Червонная дама

— Что за вещь, любовь моя? — нежно спросил он, проводя тыльной стороной ладони по ее животу и груди.

Она сжала его руку. Нет уж, она не позволит себя отвлечь.

— Где ты собираешься брать деньги на квартиру в Марэ?

— Да что ты волнуешься? Не такие уж большие там деньги…

— Четыреста пятьдесят тысяч евро? Три миллиона франков… Для большинства людей это очень значительная сумма.

Он засмеялся:

— Для меня тоже. Но, если уж хочешь знать правду, у меня есть друг, который мне очень обязан. Он будет счастлив одолжить мне эти деньги наличными без процентов. Для него это практически пустяк.

Она ждала продолжения, но он молчал.

— А ты не боишься неприятностей от налоговиков? Если к тебе придет проверка, они могут заинтересоваться, откуда у тебя столько наличных. К тому же ты чиновник.

— Ну и что? Моя мать родом из Рима, ты же знаешь. Так что мой друг переведет деньги в отделение римского банка на имя моей матери, а я скажу, что она дала мне их в долг. Уверяю тебя, никаких проблем не возникнет.

Она замолчала. Значит, одной заботой меньше.

— Надеюсь, ты не сомневаешься в законности этой операции? — насмешливо спросил он.

— В общем-то нет.

— А мне кажется, что да.

— Меня это не касается.

— Очень даже касается. Но сейчас я тебя успокою. Ты понимаешь, в чем разница между культурными ценностями и национальным достоянием?

Она отрицательно мотнула головой, удивленная вопросом.

— Допустим, у тебя имеется какая-то картина. Скажем, Матисс. Твоя семья владеет этой картиной на протяжении одного-двух поколений. Картина прошла все мыслимые экспертизы, ее подлинность точно установлена, и она внесена в официальный реестр. И вдруг тебе срочно понадобились деньги. Или законный владелец умер, оставив картину в наследство детям, а они хотят продать ее, чтобы поделить деньги поровну. К ним приезжает представитель «Сотбис» или «Кристис». Выставив картину на аукцион в Лондоне, твоя семья получит в пять — десять раз больше, чем если предложит ее государственному музею или частному коллекционеру во Франции. Однако, в соответствии с законом от тридцать первого декабря девяносто второго года и с учетом поправок от десятого июля двухтысячного года, произведение искусства, оцениваемое в сумму выше ста пятидесяти тысяч евро — если речь идет о картине, — не может быть вывезено за границу без специального сертификата.

Мириам смотрела на него не отрываясь. Он говорил с горящими от возбуждения глазами. В эту минуту он действительно был очень красив.

— Если картина отнесена к категории культурных ценностей, но не считается национальным достоянием, все просто. Ее везут в Лондон и продают какому-нибудь американцу или японцу. Но если власть решит, что речь идет о национальном достоянии, то картину не пропустит ни одна таможня. В этом случае придется переоформлять сертификат, а это может занять долгие годы. И зарубежный коллекционер может передумать. Если владелец картины хочет продать ее побыстрее, у него нет выхода. Вот и все.

— А кто решает, к какой категории относится та или иная картина? — спросила Мириам, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Специальная комиссия в составе нескольких человек. Я тоже в нее вхожу. Мы выносим свое суждение на основании ряда критериев. Если, например, картина представляет собой ключевой этап в истории искусства, то, разумеется, мы объявляем ее национальным достоянием. Допустим, «Завтрак на траве».

— Понятно.

Он повернулся к ней и усмехнулся:

— На мой взгляд, эта система — верх нелепости. Существует только одно достояние — достояние человечества.

— Именно так ты и заявил, когда твою кандидатуру выдвинули в состав комиссии? — спросила Мириам чуть суше, чем ей хотелось.

Он слегка покраснел.

— Во всяком случае, эта идея легла в основу моей диссертации. Если они ее не поняли, значит, они просто дураки.

Он вытянулся в постели и испустил блаженный вздох.

— Я рассказал тебе об этом, любовь моя, потому что один человек, которому я оказал небольшую услугу, — кстати, он не американец и не японец, а француз, правда живущий в Америке, — согласился в знак дружбы предоставить мне скромный заем. Ты разве не знала, что выходишь замуж за авантюриста?

Мириам не ответила. Никакой это не заем. Это взятка. И не то чтобы ее сильно смущал весь этот шахер-махер — занимаясь куплей-продажей недвижимости, она всякого навидалась. Просто, будучи человеком приверженным порядку, она терпеть не могла двойную игру. В конце каждого месяца Реми получал вполне приличную зарплату. Хотел он того или нет, но его назначили на должность специалиста, призванного оберегать национальное достояние страны. А он мошенничал. И, поскольку он отличался большим умом и избегал малейшего риска, свое мошенничество он наверняка обставил так, что к нему не подкопаешься. Вот это-то ей и не нравилось.

— А что будет, если я тебя выдам? — спросила она.

Он засмеялся:

— Ничего. Вот что самое забавное. В худшем случае назначат коллегию экспертов. Половина из них меня поддержит, а вторая воздержится. Мы ведь имеем дело с абсолютно субъективными материями. И такое происходит у нас сплошь и рядом.