Читаем Червонная Русь полностью

– Что-то кричат… Вроде как убили кого-то? – Боярыня вдруг опустила иголку и прислушалась.

Резвая Милушка, младшая десятилетняя дочка, подскочила к окну.

– Князя Ярослава поминают! – доложила она, высунувшись чуть ли не по пояс.

– Кого убили? – Прямислава вскочила и подбежала к окну.

– Поди, Малинка, узнай! – Марена Вышатовна кивнула одной из своих девок, и та, сама кипя от нетерпения, тут же сорвалась с места.

В ожидании новостей девушки столпились у окна, пытаясь разобрать, о чем говорят во дворе домочадцы, челядь и дружина. Что-то случилось, это было несомненно: во двор набились горожане, народ гудел. С крыльца торопливо сошел боярин Ян и чуть ли не бегом исчез за воротами. Он пошел пешком, а значит, собирался недалеко.

– Я пойду на княжий двор! – решила Прямислава. – Узнаю, что да как.

– Обожди, скоро нам все расскажут! – пыталась удержать ее боярыня, но Прямислава не могла ждать. Ее гнало даже не столько любопытство, сколько желание в тревожный час быть рядом с Ростиславом.

Вдвоем с Забелой они перебежали улочку и вошли в ворота княжьего двора. В голове Прямиславы мелькали обрывки мыслей: если это правда, если князь Ярослав где-то погиб, значит, Белз остался без хозяина и Ростислав может забрать его почти на законных основаниях. Хотя нет, князь Владимирко ни за что ему не уступит, упирая на свое более близкое родство с покойным и старшинство по годам.

Ростислава она увидела сразу: он стоял на крыльце, а рыжебородый Завада Гудимович, тот самый, что первым встретил их в Белзе, что-то ему рассказывал, бурно взмахивая руками, точно рисуя целые картины. Говорил он громко, возбужденно, и в голосе его слышался чуть ли не плач.

– Бес попутал! Вот истинный крест, сам не знаю как! – причитал он.

Вчера утром боярин Завада во главе десятка своих кметей отправился в дозорный разъезд. До вечера осматривая местность и расспрашивая смердов, они не обнаружили ничего подозрительного, но возвращаться было рано, и дозорные решили заночевать прямо в лесу. Уже было темно, и костер, разложенный в низкой ложбинке, почти догорел, когда из леса вдруг неслышно выскользнула темная человеческая фигура. Белзцы вскочили и схватились за оружие, но незнакомец развел руки в стороны в знак своих мирных намерений. Руки его были пусты, но на поясе в отблеске огня сверкнул золоченой рукоятью длинный нож в узорных ножнах. Такое богатое оружие подошло бы боярину или даже князю.

– Вы ведь из Белза? – сразу спросил он.

– А тебе какое дело? – неприветливо отозвался Завада. Несмотря на княжеское оружие на поясе незнакомца, у него все же возникло подозрение, что на их огонек набрел сам леший. – Ну-ка, перекрестись, нечистая сила!

– Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! – Предполагаемый леший перекрестился недрогнувшей рукой и продолжал: – Я вам услугу пришел оказать. Вы спите и ухом не ведете, а ведь войско князя Ярослава совсем близко! Через Лосиную Топь они идут, а вы и не чуете! Завтра упадут вам как снег на голову, то-то вас князь Ростислав похвалит!

– Врешь! – встревожился Завада. – Через Лосиную Топь нельзя войску пройти, охотники-то не все проходят!

– Лето сухое, болото высохло, вот и идут, гати[62] кладут, где надо. День или два потеряют, зато выйдут на вас там, где вы не ждете. Да что я вас уговариваю: пойдемте, покажу. Своими глазами увидите.

Завада не мог противиться такому искушению: перекрестившись и кивком пригласив с собой Будилу и Доброшку, он пошел вслед за «лешим». Тот повел их через бор, потом вывел на холмик старого оплывшего кургана на широкой поляне и там прошептал, показывая куда-то в темный лес, над которым висела белая пелена болотных испарений:

– Вон там они! Войско немалое, тысячи три или четыре, а огня не разжигают, чтобы их не заметили.

– Не может быть! – опять усомнился Завада.

– Ну, идем дальше, если не боишься, самого князя Ярослава тебе покажу! – пообещал незнакомец и змеей скользнул вниз по склону кургана.

Незнакомец провел Завалу и двоих его товарищей через опушку леса, и вскоре они убедились, что он их не обманывает: появились признаки стоящего поблизости большого войска. Елки были обрублены на подстилки, кое-где виднелись шатры и шалаши. Ловко миновали сторожевые посты – где ползком, где пешком, и никто их не заметил.

– Вон, видишь, волокуша, а в ней спит князь Ярослав! – шепнул Заваде незнакомец, остановившись за толстой сосной. – Вон, видишь, в плащ завернулся?

А вон его дружина, все спят, точно сонного зелья хлебнули. Устали весь день через болота пробираться, да еще с оружием и поклажей на плечах.

С бьющимся сердцем Завада вглядывался при свете взошедшей луны и действительно узнавал в спящем князя Ярослава, его продолговатое черноусое лицо, даже во сне сохранявшее выражение суровой важности. Ох сколько горя принесет Белзу этот человек, если только доберется до его стен! Да он перевешает всех бояр и всех посадских старост, разорит дворы всех зачинщиков, продаст в холопство жен и детей, а оставшихся обложит такими податями, что проклятый Стужайло покажется ангелом небесным!

Перейти на страницу:

Все книги серии Историческая книга

Дом на городской окраине
Дом на городской окраине

Имя Карела Полачека (1892–1944), чешского писателя погибшего в одном из гитлеровских концентрационных лагерей, обычно ставят сразу вслед за именами Ярослава Гашека и Карела Чапека. В этом тройном созвездии чешских классиков комического Гашек был прежде всего сатириком, Чапек — юмористом, Полачек в качестве художественного скальпеля чаще всего использовал иронию. Центральная тема его творчества — ироническое изображение мещанства, в частности — еврейского.Несмотря на то, что действие романа «Дом на городской окраине» (1928) происходит в 20-е годы минувшего века, российский читатель встретит здесь ситуации, знакомые ему по нашим дням. В двух главных персонажах романа — полицейском Факторе, владельце дома, и чиновнике Сыровы, квартиросъемщике, воплощены, с одной стороны, безудержное стремление к обогащению и власти, с другой — жизненная пассивность и полная беззащитность перед властьимущими.Роман «Михелуп и мотоцикл» (1935) писался в ту пору, когда угроза фашистской агрессии уже нависла над Чехословакией. Бухгалтер Михелуп, выгодно приобретя мотоцикл, испытывает вереницу трагикомических приключений. Услышав речь Гитлера по радио, Михелуп заявляет: «Пан Гитлер! Бухгалтер Михелуп лишает вас слова!» — и поворотом рычажка заставляет фюрера смолкнуть. Михелупу кажется, что его благополучию ничто не угрожает. Но читателю ясно, что именно такая позиция Михелупа и ему подобных сделала народы Европы жертвами гитлеризма.

Карел Полачек

Классическая проза
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей
По ту сторону одиночества. Сообщества необычных людей

В книге описана жизнь деревенской общины в Норвегии, где примерно 70 человек, по обычным меркам называемых «умственно отсталыми», и столько же «нормальных» объединились в семьи и стараются создать осмысленную совместную жизнь. Если пожить в таком сообществе несколько месяцев, как это сделал Нильс Кристи, или даже половину жизни, чувствуешь исцеляющую человечность, отторгнутую нашим вечно занятым, зацикленным на коммерции миром.Тот, кто в наше односторонне интеллектуальное время почитает «Идиота» Достоевского, того не может не тронуть прекрасное, полное любви описание князя Мышкина. Что может так своеобразно затрагивать нас в этом человеческом облике? Редкие моральные качества, чистота сердца, находящая от клик в нашем сердце?И можно, наконец, спросить себя, совершенно в духе великого романа Достоевского, кто из нас является больше человеком, кто из нас здоровее душевно-духовно?

Нильс Кристи

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Моя жизнь с Гертрудой Стайн
Моя жизнь с Гертрудой Стайн

В течение сорока лет Элис Бабетт Токлас была верной подругой и помощницей писательницы Гертруды Стайн. Неординарная, образованная Элис, оставаясь в тени, была духовным и литературным советчиком писательницы, оказалась незаменимой как в будничной домашней работе, так и в роли литературного секретаря, помогая печатать рукописи и управляясь с многочисленными посетителями. После смерти Стайн Элис посвятила оставшуюся часть жизни исполнению пожеланий подруги, включая публикации ее произведений и сохранения ценной коллекции работ любимых художников — Пикассо, Гриса и других. В данную книгу включены воспоминания Э. Токлас, избранные письма, два интервью и одна литературная статья, вкупе отражающие культурную жизнь Парижа в первой половине XX столетия, подробности взаимоотношений Г. Стайн и Э. Токлас со многими видными художниками и писателями той эпохи — Пикассо, Браком, Грисом, Джойсом, Аполлинером и т. п.

Элис Токлас

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги