Чешежопица. Очерки тюремных нравов

Клумбы – пример зэковской солидарности и сплочения. Клумбники, проведя время в эмбриональной позе спячки, становятся близкими людьми. При сильных холодах клумбы многих спасают от верной смерти. Действуют тут по примеру таежников-охотников, попавших в студеную воду – зимой в наледи, осенью или весной провалившихся в «сало» или под лед. Охотники обычно раздеваются догола, одежду, спички сушат телом внутри, сами крутясь, как струи в речном водовороте. Просушив одежду, ее одевают и затем разжигают костер и делают шалаш. Зэки также поступают – раздеваются, обнимаются, половину одежды расстилают на полу, другой покрываются сверху. Весь теплый воздух из легких направляют внутрь клумбового мешка. Так спят и кемарят в долгие дни ШИЗО. Важнейшее качество зэка – держать язык за зубами, или, выражаясь по фене, хайло за пазухой. Отвечать на вопросы надо последним, продумывая каждое слово, еще лучше – промолчать и не встревать в треп. Старики-зэки обычно молчат, завалившись на шконку, и читают, разглядывают картинки, прикинувшись неслышавшими и не знающими. Слово ранит, оскорбляет, возмущает, особенно когда ему нет выхода и сидишь в бочке – камере. Правило зэка – жить без оценок, не осуждать и не выдавать знаемое. Зэковские нравы сродни буре, переменчивы – сейчас он разламывает с тобой пайку, друг закадычный, через минуту из-за единого слова – кровный враг. Нервы у зэков всегда на взводе, на истощении, все живут во многих мирах – судебных, воображаемых вольных, и здешнем – реальном. Глубина оскорбления несоизмерима с обидами на воле, там можно уйти и промолчать, здесь нельзя, не положено, надо ответить.

Как-то завели глупое ботало – разговор на тему, любимую лагерниками – о педерастах. Стали вспоминать их кликухи и национальности, пристали и ко мне, спросив: «Как ты думаешь, есть ли пидоры среди твоей нации». Подумав, я отвечал: «Конечно, братцы есть, только по этой части я профан». «Правильно, – закричали, – мы знаем пидора Вульфа в Толмачевской зоне». Стали перебирать всех известных пидоров от Анадыря до Астрахани, от Кушки до Харасавея, разбирать их достоинства и качества. Один из спорщиков скоропалительно произнес: «Я был в Узени, что на Мангышлаке, там был пидор – грузин, такой хороший, пай-мальчик». При этих словах вдруг вскакивает другой и бьет его наотмашь. Насилу тот болтун очухался. Грузин Чубабрия, сидевший по 117 УК РСФСР за участие в групповом изнасиловании, стал, отдышавшись, говорить: «Педерасты есть среди всех других национальностей, кроме грузин. Он оскорбил своими словами весь грузинский народ и поэтому я его чуть не убил. Падло, если еще раз раскроет свою пасть, я его примочу. Знай, среди грузин педерастов нет, не было и не будет. Мы, как узнаем о таковых, тотчас сразу убиваем». Ночью на Чубабрия набросили удавку, изнасиловали. Очнувшись, он пытался повеситься, но ему не дали, перевели в другую хату. Срок свой он добил среди педерастов в Убинской зоне, как и положено осужденному по статье за изнасилование. Так что слова надо знать, где произносить, будь ты хоть тысячу раз прав. Даже опытные, бывалые зэки и те дорого расплачиваются за не к месту сказанное.

В камерах желательно не играть в карты и другие игры. Зэк иногда рассчитывает на свои силы, но в камере они иссякают. К примеру идет игра в карты на приседание. При мне один юноша проиграл три сотни приседаний. Ерунда вроде бы? Но по правилам триста присядок – с опусканием тела до пола и выпрямлением в полный рост – оказалось для него невыполнимыми. Дошел до 270 и упал: проиграл фуфло, стал пидором. Наберись стойкости, не играй, прикинься лучше дураком. Будут уговаривать, приставать, держись, не поддавайся, говорит тебе старый зэк.

Ресницы доброго дракона

Жаль, конечно, что добрый дракон, из ресниц которого по преданию появились чаинки, не родился человеком. Чай – жизнь советских лагерей, ее духовное наполнение и главный поставщик витаминов в обессиленное тело зэка. Этот поставщик – чай грузинский. Все другие чаи как в зоне, так, впрочем, и на воле, увы, кулинарно-ботаническая редкость. В ожидании ареста будущий зэк вшивает чай в фуфайку, рассыпая его в вате, хоронит в шапке, перестегивая ее, в обшлага рукавов, в ремни, каблуки, в резинки трусов. Мастера делают из чая черное, как смоль варево, которым пропитывают рубашки и майки. Как только новичок появится за решеткой, первым долгом подлетают к нему и спрашивают: «Принес ли чай?» В зонах и тюрьмах только и разговоров – где можно и через кого подтянуть плиту чая. Есть ли чай у баландеров, продается ли в тюрьме дубаками, на что он сейчас обменивается в бане и прожарке?