Чешская рапсодия

Аким Егорович испуганно посмотрел на жену, затем на Книжека, на Вацлава Сыхру и на Ирину Половникову. Ирина и Книжек покраснели от волнения, комбат прищурил серые глаза. Он чувствовал на себе испытующий взгляд старика Белюгина и охотнее всего повернулся бы к нему спиной. Ему все было ясно, Войта и Натан сделали свое дело. Теперь скорее к Киквидзе — знает ли он? Надо прощаться и идти в штаб дивизии...

Аким вытер платком вспотевший лоб. Ох, и жара сегодня на улице, здесь хоть холодок... Он проговорил резко:

— Дорогая Ирина Кузьминична, и что за дьявольская сила на стороне большевиков? Я не занимаюсь политикой, служу, где поставлен, хотя порой готов лопнуть от злости, но это не может оставить меня равнодушным, ей-богу! Может, господа чехи объяснят, ведь они в Красной Армии, многое знают...

— Объяснение простое, Аким Егорович, — ответил Норберт Книжек. — Большевики не щадят себя в бою, и вы сами знаете, что дивизия Киквидзе стоит в Филонове затем, чтобы охранять связь с Москвой, и казаки на дороге нам вовсе не нужны. Но ваш рассказ был полной неожиданностью и для меня, я ничего не знал о том, что творится под Алексиковом. Только вчера мы получили приказ быть в боевой готовности.

— Одно с другим связано, ваш генерал умный, — сказал на это Аким Белюгин. — Казаки ждали бронепоезда, вроде того, который они вчера отогнали, а тут налетела целая бригада красной кавалерии. Нет, этого казаки не ожидали! Красные обрушились на них еще в потемках. Половина казаков спала в городе, так что некоторые даже до коней не добрались. Два часа продолжался бой, и думаю, до ночи не успеют всех похоронить. — Повернувшись к Книжеку, он добавил: — И знаете, кто вел большевиков? Тот молодой, черный из вашего полка, командир ваших конников, и комиссар со шрамом на лице. Обоих я знаю с тех пор, как вы стояли в Алексикове.

— Бартак и Кнышев хорошо сработались, — холодно произнесла Ирина. — Мне такие нравятся. Вы должны их как-нибудь позвать в гости, Норберт, я хочу пожать руки героям.

Аким Белюгин посмотрел на отца: старик сгорбился и сильно побледнел.

— Большевиков, конечно, тоже много пало, — быстро сказал Аким, — но у них была артиллерия и броневики, это им здорово помогло. Я на вокзале всех загнал в подвал, Василису тоже... Опасность была смертельная, с какой же стати платить головой в чужом споре?

Норберт вздохнул и принял сочувственный вид.

— Вам что, у вас под рукой подвал! А солдат должен идти под град пуль, хочет он того или нет. Сегодня историю России пишут солдаты оружием, и дипломаты с удивлением смотрят на них. Революции, дорогой Аким Егорович, всегда были и будут такими. А в России вы еще многое увидите...

— Держитесь подвала, господин начальник, — вдруг резко рассмеялся Вацлав Сыхра. — В нем, правда, никакого комфорта, зато можно скорчиться в уголке и в полной мере отдаться страху!

Старый Белюгин не спускал глаз с комбата, и это было ему неприятно. Сыхра посмотрел на него. Старик отвернулся, опустил голову на грудь.

— А вы, Вячеслав Вячеславович, оказывается, умеете подшутить! — улыбнулась Ирина. — Я думаю, нужно было отказаться от всякой революции, Россия и так, путем эволюции, вошла бы в число крупнейших государств Европы. Ведь от того, что революционный солдат убьет нескольких попов с семьями или нескольких царских офицеров и начальников железнодорожных станций, которые отказываются служить революции, в мировом порядке ничего не изменится. Существуют силы могущественнее революций.

Сыхра потянул носом, лицо его напряглось. Посмотрел на Ирину: волевая женщина, жаль только, что ничего не понимает.

— Могу я быть откровенным?

— Конечно, — ответила Ирина. — Пожалуйста, говорите.

— Прежде всего революция революции рознь, и цель ее определяет, присоединюсь я к ней или нет. Вот эта русская революция стоит того, чтобы я в нее вмешался. Вы, милая Ирина Кузьминична, говоря о более могущественной силе, подразумеваете капитал, мировую крупную промышленность. Это опасный противник революции, но он может временно победить революцию, я имею в виду ту, которая стремится установить социализм в России и во всем мире. И я без колебаний убью даже попа, если он враг моей революции.

— Говорите вы красиво, — фыркнула Ирина.

Старик Белюгин громко вскрикнул и совсем съежился в своем кресле, Анна Ефремовна бросилась к нему, стала гладить по лицу. Это было неожиданно, все встревожились, спрашивали, что с ним случилось. Судорожно сжав посиневшие веки, старик только вертел головой, словно помешанный. Свекрови стала помогать Василиса. Аким Белюгин, дернув себя за короткую светлую бородку, с достоинством проговорил:

— Не прерывайте беседу, господа, у отца бывают такие приступы, это скоро пройдет. Вячеслав Вячеславович, надеюсь, мне можно вас так называть, ведь мы старые знакомые, позвольте задать вам один вопрос и тут же самому на него ответить.

Начальник станции оживился, папироса уже не дрожала в его руке. Он поглядел на Книжека, на Ирину и медленно перевел глаза на Сыхру. Тот, чуть приподняв плечи, спокойно свертывал самокрутку.