Чешская рапсодия

— Разговеться? — заржал Артынюк. — Отлично! Поезжайте. Завтра же утром извозчик довезет вас до станции. Я пошлю с вами письмо жене, не удивляйтесь, я женился на праздники, и вы там женитесь, юноша. У жены бывают молодые богатые красотки — и я даже могу подсказать вам, которую выбрать. Сочный персик, учится в университете, изучает иностранные языки. Шпарьте прямо к ней, а чтоб вас не беспокоили патрули, я дам вам отличную бумагу — поедете в командировку по лесным делам. Ну, довольны вы своим начальником?

— Вполне, — засмеялся кадет и распрощался.

Артынюк смотрел Войтеху вслед, пока за ним не захлопнулась дверь. «Молокосос, — завистливо проворчал он в бороду. — Не знаешь, чем владеешь. Мне бы твою молодость, я б на княжне женился!»

Марфа ждала на кухне, с чем-то придет Бартак. Увидев его довольное лицо, бросилась к нему в объятия.

— Расскажешь мне потом, что было? — спрашивала она между поцелуями. — Расскажешь?

— Вечером все расскажу, а теперь я хочу есть, — сказал Бартак и ушел к себе снять шинель, переобуться. Потом в одних толстых носках он вошел в кухню и сел за стол.

Андрей Николаевич потребовал ужин к себе в комнату — ему нужно еще поработать. После ужина к чаю пригласил Марфу и Бартака и стал подробно рассказывать о своей свадьбе, перечисляя гостей, и кто какое занимает положение, и кто каким владеет имуществом. Разглагольствуя, Артынюк искоса поглядывал на экономку. Она сидела рядом с Войтехом вежливая, внимательная, временами легонько касаясь локтем его руки. Андрей Николаевич разгорячился, повествуя о том, сколько всего было съедено на его свадьбе, как потоком лилась водка, сколько осталось невыпитого вина и даже как его невеста и другие молодые дамы облегчались в кадушке с олеандрами и фикусами, — вот что творилось. Гуляли три дня и три ночи, словно молодые и впрямь были молоды, некогда было даже обновить супружеское ложе, вздремнуть возле женушки... Марфа и Войтех весело смеялись.

— О, это плохо, очень плохо, — хохотал Бартак. — Госпожа не имела претензий?

Артынюк принял эти слова как невинное подтрунивание. Это можно — кадет, правда, вполовину моложе меня, но все-таки уже мужчина и ровня мне.

— Ничего, братец, я тебя тоже так женю, — серьезно проговорил Артынюк. — Я тебе обещал и обещание свое выполню. Ника Александровна годится тебе, как никто, вот я тебя с ней и окручу. Она мне теперь племянницей приходится, и я должен позаботиться о ее счастье. Во время моей свадьбы мы пили в честь ее двадцатилетия. Она тебя, милый, золотом осыплет. Нужен ей молодец, который бы в хозяйстве разумел. Три имения перейдут к ней, пять тысяч гектаров земли и тысяча гектаров леса. Без малого столько, сколько у меня. Не морщи нос, голубчик, за такую женушку денно и нощно должен ты бога благодарить. Один из гостей подошел к ней, когда она стояла, согнувшись над олеандром, да и обнял слегка за талию. Так она такую ему пощечину влепила! Эх, и смеялись же мы! Такую не перегнешь в сарае, как здешних!

— Не мечтайте за меня, Андрей Николаевич, — засмеялся Бартак. — Такая, конечно, метит повыше, ей по крайней мере дворянин нужен. А то как же ей на люди показаться со мной, «австрияком»? Выбросьте это из головы!

От Артьнюка не ускользнуло, что Марфа невольно покраснела, а глаза ее вспыхнули. Он почувствовал удовлетворение: угодил гордячке не в бровь, а в глаз! А он и впрямь готов был на ней жениться — у его киевской вдовы избыток сала гасит любовный пыл; правда, он теперь богат, а Марфу пришлось бы брать голую. Андрей Николаевич развел руками и вскричал:

— Что вы, Войтех Францевич, она хочет здорового молодого парня из мещан. Рассказывал я ей о вас, показал ей фотографию, на которой мы с вами сняты, а она и говорит: «Приводите его, Андрей Николаевич, погляжу-ка я на него. Может, я и влюблюсь». Слышите, голубок, она прямодушна, не жеманится, как некоторые глупые казачки. Поверьте, стоит вам ей немного понравиться, и ваше дело в шляпе. Не верите? Мой дорогой, нынешняя русская молодежь нашего круга думает, не знаю почему, что не доживет до старости. Вот и торопится насладиться чем можно. Марфа Никифоровна, скажите вы, — обратился он к экономке, — разве плохой совет даю я нашему кадету? Дурак будет, если не захочет подороже продать свою молодость.

Гневно прищуренными глазами смотрела Марфа на Артынюка и видела его насквозь. Все это он рассказывает ей назло, перед ней бахвалится, черт его подери! Взгляд ее скользнул по загорелому веселому лицу кадета. Милый, потешается над начальником! Люблю тебя до смерти, Войта! Гнев ее растаял, и она с напускной серьезностью ответила:

— Да уж глупо сделает, если продешевит. Только на вашем месте я бы его не сватала. Он умнее, чем вы думаете. Станет он ждать ваших советов, как же!

— А я его женю! — твердо проговорил Артынюк. — Женю — и баста!

Бартак, смеясь, стал прощаться. В дверях он задержался, напомнил начальнику о письме и бумаге.

— Чайник вам оставить? — спросила экономка, строго глядя на Артынюка.