Дети тоже не видели от новой матушки особой радости. Она была из породы тех женщин, которые еще смолоду выглядят так, словно им на роду написано помереть в старых девах. И все же в конце концов выходят замуж, но лишь когда от их былого целомудрия останется одна пресная добродетель.
Была у новой матушки страсть к бесконечному, лихорадочному вязанью — на спицах и крючком. Всю душу вкладывала она в фантастические цветы и орнаменты. Ненавидела всякое движение и обожала жирную, сладкую пищу. Вечно от нее исходил наводящий скуку запах мятного печенья. Но более всего любила она грустить. Всей душой предавалась печальным думам; неподвижно сидя, вперяла унылый взгляд в пространство и роняла сладостно облегчающие слезы.
— Ах, какая горькая досталась мне доля,— сокрушалась она.— И зачем я, несчастная, взяла в мужья человека с двумя детьми? Все мои заботы и труды пойдут прахом. Всегда-то я буду для них злой мачехой! Мамочка моя родимая, отчего не послушалась я твоих советов?! — восклицала она, забывая, что нет у нее никакой мамочки, чьим добрым советам она могла бы следовать.
Несмотря на скорбные думы, она все толстела и дышала все тяжелее. Любое движение становилось ей в тягость. Утром она любила понежиться в постели, вставала поздно и со вздохами добиралась до кресла, где, растрепанная, неубранная, проводила весь день.
Папенька совсем переменился. Забыл про свою строгость и пытался развлечь супругу разными шуточками. Нам, детям, напоминал, чтобы мы почитали новую матушку.
— Она пожертвовала собой ради вас,— повторял отец.— Отдала вам свои лучшие годы.
А сам забросил рассуждения о религии и философствования о жизни и смерти. Ибо все это могут себе позволить лишь люди обеспеченные. Папеньке же теперь приходилось удвоить усилия, чтобы прокормить и нас, и жену. Он трудился в поте лица, с утра до ночи метался в поисках заработка. При этом он еще должен был вести хозяйство. Нужда научила его и стряпать, ибо, пребывая в постоянной печали, матушка не могла думать о таких мелочах. Утром папенька подавал ей кофе в постель, а вечером с рабской преданностью убаюкивал свою госпожу поучительными историями и меланхоличными песнями. Встанет возле матушкиной постели и затянет ее любимую:
Куплет:
пелся уже под громкий храп матушки, погружавшейся в глубокий сон без сновидений. Тогда папенька на цыпочках уходил во двор, чтобы наколоть на завтра дров…
Хоть я была тогда совсем маленькой, но и мне приходилось помогать по хозяйству. Очень уж я жалела измученного и заторканного папеньку и относилась к своим обязанностям с недетской серьезностью. А работы было хоть отбавляй, ибо у нас поднялся новый переполох: матушка родила двойню.
Назвали их Леопольд и Бенедикт.
С появлением двойни унылая тишина в нашем доме сменилась шумом и суетой. Рождение, как и смерть, привлекает множество людей, и теперь наше жилище наполнилось матушкиными родственницами, почитавшими своим долгом поддержать ее в сей тяжкий час.
Матушка лежала в белых перинах со сладкой печалью на лице, окруженная тетушками и кузинами, словно государыня своими фрейлинами. Одна подает ей освежающее питье, другая, сочувственно повздыхав, стирает с ее чела пот. Будто мышки, снуют они по дому, постукивая каблучками и выставляя на всеобщее обозрение свою озабоченность. Папенька тоже хочет участвовать в общих хлопотах, но его гоняют из угла в угол. Дают понять, что он и без того всему виной и должен быть тише воды, ниже травы. Мы, дети, стараемся ускользнуть из дому, нам-то давно известно, что мы в доме только помеха.
Нас манит в поля, где волнуются высокие хлеба и монотонно стрекочут невидимые кузнечики. Я удивляюсь, что не вижу близ нашего дома аиста — ведь у нас появились новорожденные! На мой детский лепет Людвичек отвечает высокомерной улыбкой взрослого, посвященного в тайны рождения человека.
Братец Людвик по натуре был искателем приключений. Он мечтал побывать в дальних странах, и совсем недавно его с приятелем поймали при попытке бежать в Австралию, в чем оба тут же сознались. Мальчишек вернули домой, где к тому же выяснилось, что они стянули из комода десять гульденов. На эти деньги они собирались приобрести ферму и выращивать мериносов. Выдал же их сын живодера Ольдржих, которого они не пожелали взять с собой. С той поры Людвик и Ольдржих стали смертельными врагами. Каждый день Людвик возвращался домой грязный, исцарапанный, но никакое наказание не могло удержать его от новых стычек с неприятелем.