Вот и сейчас, когда мы проходили мимо стоявшей на отшибе халупы живодера, Людвик сунул пальцы в рот, свистнул — и по его сигналу на пороге живодерни появился лохматый парнишка. Братец велел мне идти вперед. Я пошла, а оглянувшись через минуту, увидела в пыли клубок мальчишечьих тел. Лишь появление живодера положило конец честному единоборству.
После рождения деток матушка переменилась. Прежде она жила, точно ракушка, прилепившаяся к обомшелой скале, а тут стала грозной львицей, знающей одну заботу — накормить голодных детенышей. Чтобы не допустить полного обнищания, надо было срочно прибирать разваливающееся хозяйство к рукам. Ибо с неожиданным прибавлением семейства папенька понял, что прокормить нас все равно не в силах, и пал духом. Настали трудные времена. До сих пор отец умел постоять за своих детей и не давал нас в обиду. Ныне же матушка, не желавшая знать никого, кто не был ее плотью и кровью, мерила нас подозрительными взглядами, в которых сквозило опасение, как бы мы не лишили ее деток законного наследства. Она запирала от нас хлеб и пересчитывала куски сахара. С раннего утра раздавался в доме ее оглушительный крик. Снедаемая материнской страстью, она утратила ленивую тучность, а глаза ее еще больше вывалились из орбит. И поселились у нас скопидомство да свары.
Папенька старался сбежать из дому и нес свои горести в трактир, где сиживал с непробудными пьяницами. До сих пор он был трезвенником, человеком миролюбивым и экономным. Теперь бедность довела его до бездумного расточительства, а былая уравновешенность сменилась диким озлоблением. Под воздействием спиртного он то впадал в меланхолию, то пугал нас вспышками безудержной ярости. И нередко трактир «На городище» становился ареной побоищ, зачинщиком коих чаще всего бывал наш папенька.
Бедняга опустился — вставал лишь к полудню, с мутными глазами и смрадным духом изо рта. Едва выберется из-под перин — и, уже пошатываясь, неуверенным шагом направляется к трактиру.
Вскоре жизнь нашего папеньки оборвалась. Однажды, в морозный день, соседи нашли его неподалеку от дома мертвым. Возле рта заледенела струйка крови, на темени зияла глубокая рана…
Теперь он лежит рядом с матушкой, и на памятнике написано:
ДОМИНИК ШПИНАР,
бондарь
После суматохи, которую вызвала внезапная папенькина смерть, в нашем доме наступила тишина. Матушка нас не замечала, казалось, мысли ее были заняты совсем другим.
Она стала следить за собой, старалась выглядеть как можно привлекательнее. Наряжалась в широкие юбки из тяжелого шелка, украшала себя фамильными кольцами и брошами. Нередко обращалась за советом к зеркалу, и зеркало, видно, подсказывало ей, что не все еще потеряно.
Теперь матушка искала общества, припомнила забытое было искусство шуршать плотным шелком нижних юбок и шлепать веером по руке слишком настойчивого ухажера. Вскоре ее стали навещать пожилые дамы со сладкими улыбками и вкрадчивой речью, в старинных капюшонах и мантильях.
Спустя год после папенькиной смерти, когда вдова могла наконец снять траур, объявилась у нас проворная старушонка в сопровождении высокого широкоплечего мужчины. Его раскрасневшееся от смущения лицо украшали роскошные усы и рыжие бакенбарды, а голубые детские глаза смотрели доверчиво и простодушно.
Матушка велела нам идти играть на улицу. Потом на цыпочках сбегала в спальню — не потревожен ли сон ее пухленьких двойняшек. После чего заперлась со своими гостями в парадной комнате, где предложила им нарезанный ломтиками кекс и сладкую наливку.
Мы безропотно удалились. Но через минуту Людвик подговорил меня спрятаться за дверью и послушать.
— Золотая вы моя, ненаглядная,— доносилось из-за двери.— Супружество — дело нешуточное. Выходим замуж раз на всю жизнь. А ведь брак — вещь святая и влечет за собой множество обязанностей.
— Вы совершенно правы, милая,— тихонько вторила матушка,— но надо признать, что без супружества нет в жизни и полного счастья. О боже, только вспомню, как счастливо мы жили с покойным мужем! Не могли друг на друга надышаться! Уж я ли не старалась, как бы что не потревожило его даже во сне! Сладкими поцелуями прогоняла с мужнина чела мрачные мысли, а когда видела, что он устал, взваливала на свои плечи все хозяйственные заботы.
Тут она заплакала.
— Не плачьте, дорогая,— утешала ее посетительница.— Бог ниспослал вам испытание. Нам, людям, не постичь его высоких помыслов — верно, он сделал это для вашего же блага.
— Надеюсь, надеюсь,— живо откликнулась матушка.
— Вот и мой сыночек, Индржишек, тоже в летах. Не знаю, долго ли еще проживу на этом свете — и потому задумала его женить. Получила ваше приглашение, да только не знаю, правилен ли мой выбор.
— А кто он, пан Индржих? — задала вопрос матушка.
— Как это… кто?
— Я имею в виду его занятие.
— Мой сын,— гордо ответила старая дама,— ничем не занимается. Пока у него есть мать, ему вообще нет нужды чем-либо заниматься. Я всю жизнь заботилась о нем, да и после моей смерти ему останется на кусок хлеба.