Чешские юмористические повести

Лишь исконный цапартичанин, который с молоком матери всосал накопленную ныне уже истлевшими поколениями многовековую ненависть (зародилась она в те далекие времена, когда Цапартицам был нанесен непоправимый урон, ибо Нудломнестец отнял у них право на поставку пива королевскому двору; когда в отместку за это цапартицкие пруды, после отлова рыбы, выпускались так стремительно, что нудломнестецкие за одну ночь переполнялись, и вода перехлестывала через край; когда в одном округе постоянно ловили браконьеров из другого; когда цапартичане не вешали никого, кроме нудломнестцев, и — как с недюжинной ученостью добавлял хронист — vice versa [27]; когда к городским воротам прибивались «ответные листы», а в Прагу посылались взаимные иски и апелляции; позднее эта ненависть подогревалась драками торговцев в трактирах на рубеже двух соперничающих округов; не всегда остроумными, но всякий раз скрепленными городской печатью пасквилями, коими обменивались обе ратуши, и, наконец, самоновейшими спорами),— лишь такой истый цапартичанин поймет, сколь оскорбительна одна мысль о том, что жители Цапартиц должны будут искать правосудия в нудломнестецком краевом суде.

Какое унижение для королевских Цапартиц, некогда центра пограничной жупы, куда наряду с другими селениями входил Нудломнестец!

Насколько близко к сердцу принимали цапартичане эту горькую перспективу, видно хотя бы из того, что однажды, когда угроза учреждения краевого суда в Нудломнестце стала вполне реальной, в Цапартицах состоялся митинг, на котором была принята резолюция, требующая «безотлагательного» (автор текста — К. М. Корявый) выхода Цапартиц из состава королевства Чешского и присоединения к Верхней Австрии. По мнению цапартичан, лишь благодаря столь решительной резолюции в Нудломнестце так и не был учрежден краевой суд.

Приняв во внимание все вышеизложенное, мы без труда поймем, с каким воодушевлением встретили в Нудломнестце и его окрестностях пока еще неофициального соперника цапартицкого кандидата, невзирая на то, что в прошлом Буреш сам был первым человеком Цапартицкого округа.

После длительных дебатов нудломнестецкие доверенные смирились с этой кандидатурой, вняв высказанному кем-то доводу, что, мол, родиться сразу в обоих соперничающих городах депутат от объединенного избирательного округа все равно не может. К тому же Буреш, призвав в свидетели святых угодников, клятвенно обещал любыми законными средствами добиваться вместе с паном сенатором учреждения краевого суда, сулящего стать для Нудломнестца настоящим дворцом благосостояния.

Собрание избирателей в Мраковиште показало, что щупальца вражеской агитации вновь протягиваются к Цапартицам и что вопреки величайшей популярности Ировца приверженцы Буреша объявились даже в Зборжове. Тогда по настоянию Корявого и Грознаты Ировцу пришлось отправиться в Нудломнестецкий округ, чтобы, как говорится, самому вступить в схватку со стоглавой гидрой.

И вот мы видим, как дядюшка Ировец (напоминаем любезному читателю, все события по-прежнему рассматриваются с самой возвышенной точки зрения, то есть с цапартицкой звонницы) приближается к цапартицко-нудломнестецкой границе, за которой на карте его выборных перспектив, как на средневековых картах центральной Африки, до сих пор могло стоять: «Hic sunt leones» — «Здесь обитают львы!»

Правда, мы не можем разглядеть его фигуры, ибо оная укрыта в глубинах исполинской старинной кареты графов Ногавицких из Ногавиц. Экспедиция в неизведанные края осуществлялась под руководством последнего отпрыска этой знатной фамилии, человека уже в летах, чьи владения находились на нудломнестецкой территории.

Рассказ о том, как скрестились жизненные пути графа и деревенского старосты, мог бы составить самостоятельную главу, но для наших целей хватит и краткой информации. Граф фон Ногавиц одним из первых стал приверженцем Ировца (интерес к его прогнозам он, как известно, проявил еще в начале повествования) и завязал с ним более тесное знакомство через Бедржиха Грознату, к числу побочных занятий коего относились и денежные махинации такого рода, что их следовало бы хорошенько поскоблить с песочком, раньше чем выставлять на обозрение общественности.

Грозната поведал своему чистокровному клиенту, что у Ировца денег куры не клюют: старая Вотавка, то бишь тетка Ировцева, не успевает-де вязать чулки под гульдены.

Однако вскоре взаимоотношения между Ировцем и ногавицким дворянином приняли иной оборот, и это обнаружилось как раз во время поездки в Нудломнестец, которую совместно предприняли Ировец, Грозната и граф, столь наглядным способом еще раз подтвердивший наличие контактов между консервативным дворянством и радикальными аграриями.

В описываемый момент экипаж графов Ногавицких съезжает с холма [28], который в драме Ировца имеет полное основание называться «холмом эпикриза».

Едва карета скрылась за холмом и исчезла из поля нашего зрения, можно с уверенностью сказать — счастье покинуло дядюшку Ировца. С этого момента наступает падение его славы. Иными словами — начало конца.