Чешские Легионы в Сибири (Чешское предательство)

Наиболее трудным участком железной дороги сделался узел станции Тайга; на магистраль здесь выходила Томская ветка, на которой была расположена самая худшая из трёх чешских дивизий — 2-ая. Ни один поезд не мог пройти восточнее станции Тайга. На восток от неё двигались бесконечной лентой исключительно одни чешские эшелоны, увозившие не только откормленных на сибирских хлебах, здоровых и сильных мужчин, дезертиров и военнопленных, но и награбленное ими на многие сотни миллионов долларов русское имущество. Число чешских эшелонов было, непомерно велико, — надо вспомнить, что на 50.000 чехов было ими захвачено свыше 20.000 вагонов. Западнее станции Тайга образовалась железнодорожная пробка, которая с каждым днем увеличивалась. Из русских эшелонов, стоявших западнее Новониколаевка, раздавались мольбы, а затем понеслись вопли о помощи, о присылке паровозов. Помимо риска попасть в лапы красных, вставала угроза смерти в нетопленных вагонах от голода, Завывала свирепая сибирская пурга, усиливая и без того крепкий мороз. На маленьких разъездах и на перегонах между станциями стояли десятки эшелонов с ранеными и больными, с женщинами, детьми и стариками. И не могли их продвинуть вперёд, не было даже возможности подать им хотя бы продовольствие и топливо. Положение становилось поистине трагическим: тысячи страдальцев русских, обречённых на смерть, — а с другой стороны, десятки тысяч здоровых чехов, стремящихся ценою жизни русских спасти свою шкуру.

Командир чешского корпуса — Ян Сыровой — уехал в Красноярск, их главнокомандующий, глава французской миссии, генерал-лейтенант Жанен, сидел уже в Иркутске. Все мероприятия русского министра путей сообщения, инженера Устругова, — не взирая на его кипучую деятельность и полную самоотверженность на самых трудных местах — оставались безрезультатными. Одичавшая от страха чешская толпа дезертиров продолжала бесчинствовать. На телеграммы адмирала Колчака к Сыровому и Жанену с требованием прекратить гнусные безобразия чешского корпуса, — оба отвечали, что они бессильны остановить «стихийное» движение. Ян Сыровой вскоре принял недопустимо наглый тон, примешивая к своим отговоркам обвинения русского правительства в его «реакционности и недемократичности».

Вот, краткое описание со слов очевидца происходившей тогда трагедии на железной дороге к западу от станции Тайга. [34]

«Длинной лентой между Омском и Новониколаевском вытянулись эшелоны с беженцами и санитарные поезда, направлявшиеся на восток. Однако, лишь несколько головных эшелонов успели пробиться до Забайкалья, все остальные безнадёжно застряли в пути.

Много беззащитных стариков, женщин и детей были перебиты озверевшими красными, ещё больше замёрзло в нетопленных вагонах и умерло от истощения или стали жертвой сыпного тифа. Немногим удалось спастись из этого ада. С одной стороны надвигались большевики, с другой лежала бесконечная, холодная Сибирская тайга, в которой нельзя было разыскать ни крова, ни пищи.

Постепенно замирала жизнь; в этих эшелонах смерти. Затихали стоны умирающих, обрывался детский плач, и умолкало рыдание матерей.

Безмолвно стояли на рельсах красные вагоны — саркофаги, со своим страшным грузом, тихо перешёптывались могучими ветвями вековые сибирские ели, единственные свидетели этой драмы, а вьюги и бураны напевали над безвременно погибшими свои надгробные песни и заметали их своим белым саваном.

Главными, если не единственными виновниками всего этого непередаваемого словами ужаса были чехи.

Вместо того, чтобы спокойно оставаться на своём посту и пропустить эшелоны с беженцами и санитарные поезда, чехи силою стали отбирать у них паровозы, согнали все целые паровозы на свои участки, и задерживали все, следовавшие на запад. Благодаря такому самоуправству чехов, весь западный участок железной дороги сразу же был поставлен в безвыходное положение.»

Русский народ проклял тогда чехов, совершавших это позорное каиново дело.