Чехи заявили, что будут выполнять приказы только француза Жанена, назначенного командовать теми войсками, которые западные державы и Япония направили в Сибирь. Политически же они с самого начала придерживались сторонников Керенского, с которыми Масарик установил связь еще весной 1917 года. В конце августа 1918 г. офицерский корпус белой армии пришел к необходимости образования единой русской власти, чтобы дальнейшие военные мероприятия не разбивались политическим разбродом. Под давлением и угрозами чехов, правительство это было образовано в своем большинстве социал-революционное и с социалистом-революционером во главе. Еще в начале войны социал-революционеры сумели проникнут в учреждения общественно-хозяйственные, откуда внедрились и в органы самоуправления. Будучи вытеснены большевиками из Петербурга и Москвы, они обосновались восточнее Волги до Владивостока. Провозглашение Колчака в ноябре 1918 года верховным правителем России положило скорый конец социалистическому правительству, но власть Колчака не смогла глубоко проникнуть в толщу страны; там продолжали хозяйничать эс-эры в союзе с чехами.
Перед глазами генерал-лейтенанта Сахарова, как русского, в его книге стоит трагедия панславизма, в той роковой роли, которую чехи сыграли для его народа. Для нас, немцев, как для средне-европейцев, еще понятнее и яснее все то, что говорится в книге о союзе и связи чехов с социал-революционерами. Для России социал-революционеры означают то же, что для Средней Европы социал-демократы. Едва успел Керенский вырвать бразды власти из слабых рук буржуазных революционеров, как пробил час для Средней Европы, для Эберта и Адлера. События, разыгравшиеся в рейхстаге в июле 1917 года, газета «Temps» могла с полным правом назвать — проникновением русской революции в среднюю Европу. Масарик появляется в пункте соединения социал-демократического движения с панславянским. Он принадлежит им обоим и с их обоюдным успехом стал он исторической личностью. Панславизм и социал-демократия поддерживали друг друга не только в 1918–1920 г.г. по ту сторону Волги, — они показали себя, почти с первого дня своего возникновения в средней и восточной Европе, как смертельные враги того порядка, что утвердился в Европе в XVII-м и XVIII-м столетиях, его основ и прочности, которые были положены при устройстве великих держав, сооруженных тремя правящими домами: Романовыми, Гогенцоллернами и Габсбургами. Это здание разъедалось обоими движениями, как крепкой водкой, еще за десятилетие до мировой войны. То участие, которое панславизм принял в подготовке войны, и то влияние, которое было оказано социал-демократией на ее конец, — подкопали общность и силу сопротивления трех великих держав, определив и их судьбу. Поэтому нельзя не признать панславизм орудием Запада, в отличие от социал-демократии. Но он стал еще значительнее от той поддержки, которую от нее получил.
Оценка этому будет различна, соответственно тому, станет ли социал-демократия рассматриваться, как факт противный либерализму, или ей будет отведена известная зависимость от него.