— Выпьем, закурим, веселее будем!
Только пробили часы, откуда ни возьмись — выскочили четыре дракона, страшных да огромных. Один с ножом, другой с вилами, у третьего топор, четвертый рукава засучивает — настоящие страшилища! И все к алтарю мчатся.
Священника мигом из могилы вытащили, на четыре части разрубили и давай его бить, колоть, по всему костелу швырять. А как пробило полночь — швырнули обратно в гроб и исчезли. Никто бы этой страсти не выдержал, а солдат — ничего. Ведь он не знал, что такое страх.
А в селе-то уж и не надеялись, что он живой. Утром пономарь бежит к костелу, не дышит. А солдат сидит как ни в чем не бывало, хлопает по табакерке и приговаривает:
— Выпьем да закурим, веселее будем!
Рассказал им все как было, как священника драконы свирепые вилами кололи и швыряли.
— Следующую ночь, — говорит, — буду сидеть внизу, на скамье.
Опять взял с собою вино, табакерку, свечи. Ждет. Ну, все опять повторилось, чудовища то же самое вытворяли, а в полночь швырнули священника в гроб и исчезли.
В третий вечер залез парень на клирос. Зажег свечу, трубку на пюпитр положил и опять, как стали часы-то бить, хлопнул по табакерке:
— Выпьем да закурим, веселее будем.
Опять драконы ворвались, схватили священника, терзали его, терзали; двенадцать пробило, а они и не успели его в гроб-то кинуть, бросили на полу и улетели.
Солдат сидит, смотрит на него. В половине первого священник встает возле гроба и кричит:
— Поди-ка сюда!
А тот:
— Не пойду!
— Да иди же, четырех не боялся, а меня боишься!
— Иди сам, коли хочешь!
В третий раз позвал солдата священник, но тот стоит на своем.
Подобрал священник свой саван, забрался на клирос, поклонился солдату и говорит:
— Пойдем со мною!
— А куда идти-то?
— За алтарь!
Не хотелось парню идти, а мертвяк уж тащить его собрался. Не отстает, вот-вот вцепится. Пришли они за алтарь, священник и говорит:
— Скреби стену!
— Сам скреби, обдирайся, а я не буду! — отвечает солдат.
Время идет, священник скребет, карябает стену, все ногти обломал, просит солдата:
— Помоги мне!
Тот вынул свой нож, и через минуту все было готово, показалась в стене дверка. Священник опять просит:
— Отвори!
Солдат отворил, вынул из тайника три мешка денег.
— За то, что ты ничего не боялся, можешь взять их, но только не все: один мешок раздай бедным, другой в костел отнеси на поминовение усопших, а третий оставь себе. Эти деньги я обманом скопил. Бедным не раздавал, а сюда складывал. А теперь пойдем, положи меня обратно в гроб.
Только солдат убрал его и плитой задвинул, стали звонить на молитву. Приходит в костел пономарь и видит три мешка.
— Что это у тебя здесь?
— Это все — деньги!
Пономарь сейчас же к попу:
— У солдата в костеле денег, денег! Не сосчитать!
А священник этот тоже жадный был. Услышал про деньги и бегом в костел. Солдат уже снова на клиросе.
— Что у тебя в мешках?
— Да деньги все.
— Откуда взял?
— Ужо дома скажу.
Принес солдат мешки к старосте, рассказал, как да что было.
— Этот мешок, — говорит, — бедным, вон тот — на панихиды, а этот — мой.
Ну, все бедняки сейчас же прибежали, каждому он по полной горсти отсыпал, а потом стал требовать обещанную плату. Священник говорит:
— Ничего ему не давайте, вон у него целый мешок золота, хватит с него.
А сам смотрит на этот мешок завидущими глазами.
— Ну, тем хуже для вас! Как бы вы своей жадностью беды не накликали, — пригрозил солдат.
Тут мужики, конечно, испугались. Заплатили солдату все сполна. И принес он домой родителям целое богатство.
В самой глубине Чехии, в одной деревне, жил мужик хуторянин. Женился он на богатой, но жена его оказалась такой лентяйкой, что дошли они до последней бедности, до горькой нужды. А при этой-то горькой нужде было у них семеро сыновей. Сыновья подросли, кончили школу и разбрелись по белу свету — дескать, чего нам дома оставаться!
— Ну, не хотите — уходите!
Шестеро сыновей ушли, а седьмой сын Гонза остался дома помогать по хозяйству. Мать с досады и с горя померла, и зажил мужик вдвоем с Гонзой. Из-за их бедности ни одна батрачка к ним не шла жить, — так что они сами все делали. Была у них пара кобыл некованых, коровы были да несколько коз и овец. Как только земля показывалась, Гонза выгонял скотину на пастбище. Старик пахал, Гонза помогал. Так и шел год за годом. В страду нанимали работницу. Для этого занимали деньги у еврея, а вместо процентов каждый день наливали ему кувшин парного молока.
Гонзе было уже двадцать два года. Каждое утро он выгонял скотину на луг, пускал ее пастись, а сам убегал в лес по грибы. А отец тем временем пахал. В полдень старый Горошек разводил костер, ставил на два камня глиняный горшок, варил грибную кашу и в золе пек картошку. Гонза обедал с ним, а потом опять уходил в лес.
Как-то пошел Гонза в лес и видит: на опушке девушка травы и ягоды собирает. Она заговорила с Гонзой, он пожаловался на свою бедность. С тех пор стала она ему часто встречаться; поговорят, бывало, и разойдутся, она — в чащу, он — на луг.