Не довольствуясь этой язвительной выходкой, Арф поспешил еще ввернуть в это письмо наиболее ненавистное братьям Орловым имя: «Все, что ваше превосходительство упоминает о надобности, которую его сиятельство граф Алексей Григорьевич имеет в моей эскадре и в людях, довольно уже мне изъяснено от ее императорского величества и от министра ее, его сиятельства графа Никиты Ивановича Панина, и я по сию пору не преминул во всех случаях потому поступать… а между тем имею честь вас предупредить, что и при первом случае не премину предложить ее величеству как копию с памятного мне письма, так и с сего моего ответа». Дальше шли (тоже в язвительном тоне) некоторые жалобы и претензии Арфа к Елманову по вопросу о ремонте судов и т. д.
Если бы Арф хоть немного знал графа Орлова, то он понял бы, что подобные «предерзости», посылаемые Алексею Григорьевичу через голову Елманова, а в особенности упоминание о Никите Ивановиче Панине, вконец губят его карьеру во флоте, по крайней мере на данном ее этапе.
Для нас эта переписка очень интересна потому, что в ней, «как солнце в малой капле воды», отражается подспудная и упорная, хоть и безуспешная, борьба Н. И. Панина против обоих братьев Орловых и против затеянной, как он считал, ими и предпринятой государыней экспедиции.
Оскорбленный высокомерием младшего по должности Арфа, контр-адмирал Елманов понимал, конечно, что Арф, полагаясь на Н. И. Панина и на предполагаемое благоволение императрицы, только делает вид, будто ждет повелений от Орлова, - и ответил датчанину чрезвычайно внушительно. Он напомнил Арфу, что имеет полное право требовать от него объяснений; что Орлов все-таки требует немедленного прибытия к нему вновь явившейся эскадры; что его, Елманова, ничуть не пугает угроза Арфа довести обо всем до сведения государыни: «…я имел право требовать от вашего превосходительства изъяснения, однакож и по сие время о намерениях ваших я неизвестен, вы же можете усматривать, что требование мое было в пользу службы ее императорского величества и соблюдении высочайших интересов.
А что я вашему превосходительству напомнил о нужде, которую его сиятельство граф Алексей Григорьевич имеет в вашей эскадре и в людях, то я через сие изъяснял действительное его сиятельства графа Алексея Григорьевича повеление, в котором точно объявляет, что в эскадре вашей и в людях великую имеет надобность, о чем и теперь тож напоминаю, сверх того ваше превосходительство пишете, что вы во первом случае не преминете ее величеству как копию с моего письма, так и с сего вашего ко мне ответа предложить, о чем и с моей стороны куда надлежит письменно ж предложено будет»52.
Ясно было, что после подобной переписки «не жилец» был уже Арф в российском флоте…
С эскадрой Арфа прибыло 2167 человек пехоты и 523 гвардейца на купленных у англичан транспортных судах. Уже это придавало большое значение подошедшей эскадре. Но еще большее значение имел (по крайней мере в глазах самого Арфа) привезенный им рескрипт Екатерины на имя Алексея Орлова от 19 июля 1770 г. Императрица приказала, чтобы эскадра Арфа оставалась под его непосредственным начальством даже и по приходе в Архипелаг, «когда он сам, по соединении с флотом адмирала Спиридова вступит под главное его начальство». Это свое распоряжение Екатерина объяснила так: «Резолюция наша в сем случае происходит от внутреннего составления Арфовой эскадры. На всех ее кораблях будут при наших и датские еще вместе с сим контр-адмиралом в нашу службу призванные офицеры из тех, кои в собственном своем отечестве бесспорно между лучшими почитаемы были, а с ними и некоторое число датских же матросов»53.
На это-то и уповал контр-адмирал Арф, осмеливаясь дерзить самому Алексею Григорьевичу. Он не знал, что от Петергофа до Архипелага и от июля месяца до октября - очень большая дистанция и в пространстве и во времени…
Результат этого заблуждения не заставил себя ждать: Орлов стал всячески придираться и притеснять Арфа, велел не выдавать ему столовых денег, вел расследование о причинах его опоздания и т. д. Арф подал просьбу о том, чтоб Орлов отпустил его в Петербург; Орлов не только мигом выполнил эту просьбу, но просил Екатерину ему больше иностранцев не присылать.